Роберт Асприн - ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. II том

Арбалетная стрела зловеще свистнула в ночном воздухе чуть повыше головы вора, одетого в черное. Шедоуспан был весьма удивлен такой «благодарностью» за возвращение браслета. Сторожа подняли невероятный шум и лишились еще одной стальной стрелы, не видя, куда стреляют, а Шедоуспан тем временем смылся. Он перебрался через конек крыши, съехал по ней вниз и легко перескочил на другую, став всего лишь тенью среди ночных теней.

Менее чем через час он подарил шарф одной необычайно юной шлюхе, которую он встретил в притоне, именуемом «Утиный Клюв» — быть может, потому, что притон размещался на Утиной Тропе в самой грязной части района Караванщиков. Мало что этот жалкий клок «шерсти» не стоил того, чтобы его «чесали», — к тому же у Ганса еще три дня и три ночи зудело все тело. В конце концов он едва не сварился, лежа в горячей воде, но все же, стиснув зубы, заставил себя оставаться в этом кипятке достаточно долго, чтобы избавиться от мерзкой живности на коже.

Более того, разобиженная Мигнариал провела два дня и две ночи в жилище Бирюзы и ее семейства и вернулась в квартиру на Кошенильной улице только тогда, когда у нее начались месячные.

В конце концов Ганс и Мигнариал извинились друг перед Другом и признали свою вину, хотя Ганс не смог сознаться в том, что мучает его больше всего — Мигнариал зарабатывает деньги, а он в это время бездельничает. Было пролито немало слез, к вящему интересу котов, затем последовали объятия, всхлипывания и заверения в любви и верности. Все снова было хорошо, имен в списке Синайхала по-прежнему было четыре, а серебряных монет в потрескавшемся кожаном мешке — девять. Потом Ганс узнал о нездоровье Мигнариал, и они попросту завалились спать.

На следующий день в мешке оказалось восемь серебряных империалов.

Ганс должен был что-то сделать. Как большинство деятельных и гордых, но безработных мужчин, он поставил перед собой некую задачу и взялся за ее выполнение в ту же самую минуту, как только Мигнариал ушла на базар. Для начала у Ганса было слишком немногое — поскольку ни одно имя из списка не исчезло. Тем не менее Ганс принялся разузнавать. Он задавал вопросы часовым у ворот, потом разыскал казармы стражи и стал спрашивать там. Он даже попросил помощи у Гайсе. Однако Гайсе ничего не смог ему сообщить. Ганс провел в поисках целый день, но не узнал ничего. Он был так обеспокоен, что даже зашел в главный храм и спросил жреца. Судя по всему, вчера во всей Фираке никто не умер.

В тот вечер Ганс был не в настроении. Коты и Мигнариал ходили вокруг него на цыпочках, так что по крайней мере у него не было повода злиться на них.

Утром Ганс вновь принялся за поиски, расспрашивая людей на базаре и в питейных и закусочных вокруг. Нет, никто не знал ничего о смерти, случившейся позавчера. Нет, ни единой похоронной процессии не было видно.

Когда Ганс шел по Лучшей улице, кто-то окликнул его по имени. По спине у Ганса пробежали мурашки. Обернувшись, он увидел Красного. Ганс не был знаком с этим стражником и потому подошел к нему с некоторой опаской.

— Это вы, верно? Сержант хочет видеть вас. Он сказал, что у него есть для вас кое-что, как раз то, о чем вы спрашивали вчера. Сержант Гайсе…

— Все верно. Спасибо!

Сегодня Гайсе опять дежурил у ворот, и Ганс еще издали заметил, что сержант мается жестокой скукой.

— О, Ганс! Ты вчера был так встревожен, что я решил — надо сказать тебе. Ты знаешь типа по имени Юмнис, хозяина таверны?

— Юмнис? Нет, не знаю. А какой таверны?

— Хм-м… «Бездонная Кружка», на Оливковой Стене.

— Оливковая Стена… Это улица такая?

— Верно.

Ганс покачал головой.

— Я никогда не слыхал даже о такой улице, не то что о «Бездонной Кружке» или о Юмнисе. А почему ты спрашиваешь, Гайсе?

— Из-за Юмниса. Он вчера пропал — так и не открыл свою таверну. Семьи у него нет. Вчера вечером один из наших парней помог подручному Юмниса — у того их было двое — выломать дверь таверны. Наш человек знал этого парня. Они нашли Юмниса: он лежал мертвым на полу между стойкой и дверью. На нем был плащ, как будто он собирался уходить. Бедолага подручный начал что-то бормотать в ужасе — он, мол, ничего не сделал, ни в чем не виноват… Наш человек понял, что это правда — ему достаточно было дотронуться до трупа. Юмнис уже был холодный и твердый, как дерево. Мы не нашли на нем ни единой раны. Мы считаем, что он закрыл таверну предыдущей ночью, собрался уходить и умер. Вся его дневная выручка лежала тут же рядом, на полу, в запертой шкатулке. — Гайсе пожал плечами. — Мы думаем, что это остановка сердца. Так и мы говорим, и лекари тоже — когда человек вдруг ни с того ни с сего падает замертво. Если умер — значит, сердце остановилось, понимаешь? Так что получается, что один человек все-таки умер позавчера. Но ведь это не тот, о ком ты расспрашивал, а?

Ганс быстро сочинил какую-то полуправду:

— Кто знает? Мигнариал — с'данзо. Понимаешь, у нее талант видеть, и у нее… было какое-то предчувствие. Я спрошу ее. Она предсказывает в палатке с'данзо на базаре. Быть может, тот бедолага заходил к ним. Сколько лет ему было?

— Ну, где-то тридцать пять или тридцать шесть. Коренной горожанин. Хорошо управлялся в таверне. У него был изрядный счет в банке у Тетраса. Теперь нам нужно будет искать его родственников.

Ганс заставил себя улыбнуться.

— Ну, если не найдете, дай мне знать об этом, а там посмотрим — может, мне удастся сойти за его давно пропавшего младшего брата.

Гайсе рассмеялся, отпустил еще какую-то шутку, и на этом они расстались. Ганс рассказал обо всем Мигнариал. Ничего нельзя было доказать. Человек умер, а монета пропала. Вряд ли кто-то другой связал бы эти два события воедино. Ни Ганс, ни Мигнариал, насколько им было известно, никогда в жизни не видели Юмниса.

Однако два дня спустя Ганс узнал от Тетраса, что Юмнис и Лаллиас были давними приятелями. Насколько Ганс мог рассудить, у него все же было некое доказательство — жизнь Юмниса тоже была связана с заколдованной монетой. Юмнис был мертв так же, как и Лаллиас, и монета исчезла.

— Я бы назвал это доказательством, — сказал Ганс Мигнариал.

Они решили поесть в «Зеленом Гусе», потому что им было просто необходимо выбраться из дома. Сейчас Ганс наслаждался второй кружкой пива. Мигнариал никак не могла допить вино, которое она заказала и которое Чири гордо принесла ей в изящном бокале синего стекла.

Ганс заговорщицки наклонился к девушке:

— Мигни, мы уже решили, что монеты как-то связаны с жизнями людей. Людей из Фираки. Еще мы боялись, что они имеют какое-то отношение ко мне. Помнишь, как ты испугалась, что монета будет исчезать всякий раз, как я кого-то убиваю? Ну что ж, я никак не поспособствовал смерти Лаллиаса, хотя мы и шли вместе. И все же это хоть как-то можно связать — если бы он не повел меня к Хорсу, он не оказался бы на той улице и не попал бы под копыта взбесившейся лошади. Да, Мигни, я знаю, ты никогда не сказала бы такого, но я ведь и сам думал об этом. Но этот Юмнис! Никто из нас никогда не слыхал ни о нем, ни о его таверне, ни даже об улице, где эта таверна находится! Но он был приятелем Лаллиаса, он умер, и одна монета исчезла.