Иар Эльтеррус - Поступь Палача

Вспомнилась вчерашняя москальская придумка с каким-то беловолосым уродом, обещавшим с неба всех нацистов куда-то отправить. Олесь насмешливо хохотнул – ну пускай пробует, огребет по самое не балуйся. От себя и побратимов он никогда не скрывал, что является именно нацистом, ярым поклонником Адольфа Гитлера, и готов был убивать всех, кто не согласен со святой истиной о том, что украинцы – арийская высшая раса, которой предназначено править миром. А всем остальным место в рабах! Кроме москалей, понятно, эти все в землю лягут. До единого!

Вчера днем они с парнями отправились с оружием к позициям сепаров, собираясь всласть пострелять тех, но на передовую их не пустили чертовы вояки. А свои же вроде! Гады. Идти воевать всерьез Олесь не собирался, считая свою шкуру высшей ценностью в мире, и так в 14-м году по дурости ранен был, едва смог демобилизоваться. Куда интереснее грабить местных баб, да и шупать их, если красивая попадется. Вспомнив, как визжала и рыдала пойманная вчера вечером девка из ближнего села, пока хлопцы ее по кругу пускали, он довольно осклабился. Молчит сейчас, небось, сдохла уже. Надо будет оттащить в овраг, чтоб не воняла тут.

Правосек с трудом поднялся с четверенек, голова гудела, что тот колокол – ох, и перебрали же вчера! Он потянулся, довольно гыкнул и двинулся к ближним кустам, собираясь облегчиться. Но кустов на прежнем месте не обнаружил. Да что там кустов, ничего знакомого вокруг не было! Шагах в ста высились огромные деревья обхвата в три толщиной, все покрытые корявыми, слабо шевелящимися, пускающими слизь наростами, очень высоко над ними шелестела листва странного цвета. Приглядевшись, Олесь понял, что лилового. Он очумело потряс болящей головой и прохрипел:

– Эт чо за глюки?

Однако ничего не изменилось, и тогда правосек принялся щипать себя в надежде, что это сон. Но было больно, стало быть, не сон, и тогда он до смерти перепугался. Потоптался на месте, глядя то на деревья, то на черные скалы в виде грибов, то на пробегавшее в стороне от лагеря небольшое стадо шестиногих мохнатых зверюг с бивнями и рогами, а потом отчаянно завопил:

– Хлопцы, вставайте! Беда!

– Да заткнись ты, козлина, спать не мешай! – недовольно отозвался кто-то из второй палатки.

– Да вставайте ж, гляньте, чего тут творится!!!

Палатки зашевелились, и из них с матами полезли правосеки. Поначалу они чуть ли не с кулаками накидывались на разбудившего их, но одного взгляда на окружающее хватало, чтобы кулаки опускались. Двухметровый Марьян Швыдько, которого за размеры прозвали «медведем», вообще вытаращил глаза и едва не сел в остатки костра, когда мимо него пролетело нечто красно-черное с перепончатыми крыльями, пучками иголок на спине и зубастой пастью.

Поначалу народ впал в панику, но командир, Павло Хмара, дело свое знал и быстро навел порядок при помощи зуботычин. Потом повернулся к тихо воющему Олесю и рявнул:

– Чо воешь, как баба?! А ну заткнулся!

– Павло, ты не понял, что ли, где мы?!

– А ты знаешь? Так говори!

– Помнишь, вчера тот придурок беловолосый с неба обещал всех наших с Земли убрать?

– Ну.

– Вот тебе и ну! Сделал он это! Гляди!

Он показал куда-то пальцем, и все пятьдесят правосеков повернулись в ту сторону. Увиденное заставило их ошарашенно замереть на месте. Над горизонтом одно за другим медленно всходили два небольших солнца, зеленое и оранжевое. В это мгновение до каждого дошло, что они очень далеко от неньки-Украины, уж на что они плохо учились в школе, но все же знали, что у планеты Земля Солнце одно.

– Молчать! – прекратил начавшийся было гомон Павло. – Значит, выкинул нас таки, падла проклятая…

– Он же говорил, что ангел… – осторожно заметил кто-то.

– А хоть и ангел! – вызверился на него командир. – Кто не с нами, тот против нас! Украина превыше всего!

– Где та Украина… Там щас, наверное, москалей с цветами встречают…

– Где бы ни была! – отмахнулся Павло, цепким взглядом окидывая каждого и думая, что слабаков проще пристрелить сейчас, чтобы потом не нагадили. – Украина там, где мы! Беловолосый козел говорил, что вообще всех нацистов и националистов с Земли уберет, значит, мы тут не одни. Надо собираться и идти искать наших.

– А домой? – выдохнул Олесь.

– Думаешь, раз он нас сюда выкинул, то позволит вернуться? Хрен там! Ничего! Новую Украину тут выстроим, без поганых москалей! И еще поглядим, кто кого!

– А оружие?

Только тут до правосеков дошло, что все их оружие, кроме ножей, куда-то подевалось, и они снова забеспокоилось. Павлу с трудом удалось успокоить своих бойцов, хотя он и сам занервничал, понимая, что остался беззащитным. Значит, эта тварь вышвырнула их сюда в чем были, голых и босых? Ну что за сука! Значит, кто за Украину, тот не человек? Он сжал кулаки. Весь ужас положения только сейчас начал доходить до похмельного мозга.

Они на чужой планете, и фантастичность этого факта ничуть правосека не трогала, он принял случившееся как данность, не до рефлексий было, других проблем хватало. Еды и воды почти нет. Оружия нет. Теплой одежды нет, а беловолосый упоминал, что климат тут суровый. Жилья нет, а палатки не считаются, в них только пока тепло жить можно.

– Так, Олесь, Мышко, Марьян! – резко заговорил он, понимая, что если не занять побратимов делом, то скоро начнется паника, а она уж точно всех погубит. – А ну-ка сбегайте, поглядите вокруг, может, тут еще кто из наших. А остальным дрова собирать! Топоры не забудьте!

Беловолосый лишил их только оружия, все остальное имущество осталось нетронутым. И то хорошо. Думать об оставшихся дома Павло себе запретил, хотя хотелось орать и материться. Также он запретил себе даже помыслить о том, что их, украинских националистов, действия неугодны самому богу. Это не так! Беловолосый – тварь из ада! Москальская тварь!

Ненависть к русским была у Павла чуть ли не врожденной, звериной, причем в ее истоках он и разбираться не желал. Наверное, все началось с рассказов деда, воевавшего в УПА, а потом много лет отмотавшего в лагерях на Колыме. Благо, его детство пришлось на времена распада СССР и вступать в пионеры и комсомол не пришлось, поскольку Павло не был уверен, что сумел бы достаточно убедительно притворяться. А затем, познакомившись с расовой теорией, он нутром ощутил – вот оно, правильное, настоящее, и окунулся в нацизм с головой. Быстро найдя единомышленников, Павло встал у истоков одного из подразделений возродившейся ОУН. Но вскоре понял, что нужно искать более радикальных соратников, поскольку жить в одной стране с проклятыми русскоязычными не мог и не хотел, он жаждал их резать и вешать, но это пока было запрещено, а в тюрьму не хотелось. Павло надеялся, что только пока.