Ли Фонда - Нефритовый город [litres]

Шаэ получила первые результаты официального аудита КНА и планировала на пятый, финальный день, использовать их как способ давления на Горных, а если не получится, разоблачить их и дать Совету понять, что война имеет гораздо более веские причины, нежели семейная вендетта, а действия Горных противоречат кеконским законам и ценностям. Хило признал, что план неплох. Либо они уйдут с территориальными приобретениями, которые к весне дадут существенное боевое преимущество, либо получат моральное превосходство, а с ним, как можно надеяться, и поддержку Фонарщиков клана и общественности. И все же Хило считал все это дополнительными факторами, они не сильно повлияют на результат войны, он злился, что приходится участвовать в фарсе на потеху публике.

Он вернулся на свое место в зале. Его все больше бесила самоуверенность густой нефритовой ауры противницы и насмешливый изгиб губ. Они оба пытались умиротворить и успокоить политиков и бизнесменов – самонадеянных современных кеконцев, убеждающих самих себя, что нет нужды разрешать разногласия старыми способами, на чистых клинках по правилам Старого дядюшки. А оба Колосса знали, что это неправда.

Айт играла свою роль охотнее, чем Хило, потому что у нее лучше получалось. Куда лучше – она превосходила его в каждом слове, в каждом жесте. Перед тем как стать Колоссом, она была Шелестом и умела показать себя опытной и красноречивой деловой женщиной. Теперь она пользовалась этим преимуществом, чтобы дразнить и провоцировать Хило, выставить его юным хулиганом. Контраст между ними заставил статистов без нефрита забыть, что Айт Мада стала самым могущественным Колоссом Кекона, убив отцовского Штыря, Первого и Второго Кулаков, помощника и своего младшего брата. Временами при мысли об этом Хило не мог удержаться от смеха.

Второй день закончился без видимых перемен, и даже непреклонная Онде выглядела разочарованной. Хило страшно хотелось добраться до телефона и поговорить с одним из своих Кулаков, Гауном Цзерю, незадолго до рассвета он попал в засаду и был тяжело ранен, но пережил операцию. Шаэ и Хило почти не разговаривали, а из Зала Мудрости разошлись в разные стороны. Шаэ села в машину, чтобы вернуться в офис на Корабельной улице. Хило находил забавным, что человек, так демонстративно избегавший всяких дел клана после возвращения в Жанлун, теперь, став Шелестом, ни на секунду не может выбросить их из головы. И это лишь доказывало, что сестра Хило обманывала саму себя, и он знал ее лучше, еще до того, как ей самой пришлось это признать.

Хило поискал своего водителя и «Княгиню» рядом с мерцающим прудом, но увидел Маика Тара, ожидающего в неприметной машине. Хило сел на пассажирское кресло, Тар выключил радио и предложил ему сигарету. Хило заметил, что рукава его помощника забрызганы кровью, а глаза покраснели от недосыпа, но светятся триумфом, а аура вздымается подавленным восторгом.

– Как там дела? – спросил Тар. – Как и раньше?

– Хуже. Жаль, что монахи еще там.

– Тебе стоит взять меня туда, – предложил Тар. – Я в любом случае не попаду на небеса.

– Как Гаун?

Безрадостная перемена в ауре Тара сразу же ответила на этот вопрос. Хило тихо выругался. Гаун был его одноклассником, умелым бойцом, но также и веселым человеком, умевшим поднять настроение и рассказать байку. Хило должен был навестить его перед смертью, должен был лично сообщить о ней его родителям и сестре. А вместо этого он перекидывался бессмысленными словами и угождал политикам в Зале Мудрости.

Волна ярости затопила жаром шею и лицо Хило.

– Да пошло оно все! Пошла эта Айт и Гонт вместе с ней, чтоб их!

Он с силой приложился головой о подголовник и ткнул кулаком по потолку.

Тар выкинул сигарету в окно и подождал, пока Колосс успокоится.

– Да узнают его боги, бедолагу, – сказал он наконец.

– Да узнают его боги, – глухо согласился Хило.

– Но есть и хорошие новости, – сказал Тар и с явным удовольствием стал ждать, пока Хило спросит, в чем дело.

Иногда Тар вел себя как ребенок, его распирало от гнева и восторга одновременно, от странной смеси смелости и неуверенности. С тех пор как Тар вышел из больницы, он, похоже, отчаянно искал возможность показать себя и загладить неловкость от ранения. Хило гордился крайне удачным решением придумать специально для Тара новые обязанности помощника Колосса.

И все же настроение у Хило испортилось от известия о смерти Гауна, и он не сразу откликнулся на нетерпение Тара.

– Кен навестил семью Гауна? – спросил он.

– Не знаю, – сказал Тар. – Я с ним не разговаривал.

– Кто командует Пальцами Гауна?

– Насколько я знаю, Вуай или Лотт, – мрачновато ответил Тар.

Гаун был и его одноклассником, но Тара его смерть огорчила не слишком сильно. Он беспокоился об очень немногих людях, но эти люди могли попросить у него что угодно.

Наконец, Хило сдался.

– И о чем ты так хочешь мне сообщить?

После того как Тар объяснил, Хило посмотрел в окно, его горящий взгляд блуждал, а пальцы правой руки барабанили по колену.

– Поехали, – велел он Тару. – Мне нужно это обмозговать. – А чуть погодя объявил: – Завтра многое изменится. Очень многое. Молодец, Тар.

И его помощник довольно улыбнулся, прикоснувшись к новому ножу за поясом.

Утром третьего дня переговоров Хило и Шаэ прибыли в Зал Мудрости пораньше, чтобы встретиться с канцлером Томаро, уже давно на этом настаивавшем со все большим раздражением.

– Входите, Коул-цзен. Благосклонны ли к вам боги? – спросил Сон, пригласив их в кабинет.

– Как обычно, со свойственным им садистским чувством юмора, – ответил Хило. – А к вам?

Политик, похоже, сдержал непроизвольную реакцию на богохульство Хило, опустив румяное лицо в быстром приветствии.

– Хм… Вполне, благодарю.

У Хило сложилось четкое впечатление, что канцлеру Сону Томаро он не нравится. Год назад он отказал Сону в просьбе подавить забастовку докеров, и на похоронах Лана канцлер выказал новому Колоссу не слишком большое почтение.

И то, что Хило несколько недель не обращал внимания на его просьбы, сосредоточившись на войне, лишь увеличило неприязнь. Сон смотрел на него с явно натянутой улыбкой, не скрывая холодности в оценивающем взгляде, и это подтверждало подозрения Хило. Канцлер считал себя искушенным и уважаемым политиком, стоящим выше удручающего, но неизбежного иногда насилия определенной части клана. Сон смотрел на Хило и видел молодость и мускулы – человека, который должен выполнять приказы, а не раздавать их, и уж точно не приходить в Зал Мудрости в качестве Колосса.

Хило трудно было вести себя рационально и цивилизованно с человеком, не вызывающим у него теплых чувств. Статус или уважение к канцлеру со стороны других людей мало для него значили. Он знал, что это его слабость. Более того, то, что он ставил личные привязанности выше политической необходимости, уже приводило к неприятностям и навлекало на него гнев деда. Когда они были детьми, Коул Сен редко бил Лана, а Шаэ – никогда, но среднего внука регулярно порол – за споры с наставниками Академии, за то, что сломал руку сыну делового партнера деда, за то, что шлялся по городу в компании Маиков.