Ольга Крамер - Новая Зона. Излом судьбы

В то время у нее были только огромный багаж знаний с почти нулевым опытом, заработная плата системного администратора и невероятное желание создать что-то свое.

Спустя восемь лет Василиса получила все, о чем мечтала. Только многое оказалось не таким уж заветным и нужным, как казалось когда-то раньше. Ценности менялись с каждым годом, и только одно осталось неизменным – любовь к тому, что делаешь, и вера в свое детище. Любовь к самолетам пропала, теперь каждый перелет был утомительным, паутины ночных городов с высоты десять тысяч метров не вдохновляющими, а минимальная задержка раздражающей. Не было времени изучать аэропорт чужого города, они все одинаковые, особенно если ты проходишь в нем постоянно через коридор для важных персон. Уже давно из жизни Василисы ушли общие очереди, таможенный контроль, скучающие и тревожные лица пассажиров, заплаканные глаза провожающих и ожидание встречающих. Компания Титовой обзавелась собственным самолетом бизнес-класса, и даже экипаж, как правило, был неизменным.

– Управление справа, – Вадим передал бразды правления самолетом. Они уже входили в воздушное пространство над Московской зоной отчуждения, которая для гражданской авиации считалась бесполетной.

Над Московской зоной не потерпел крушения ни один самолет: ни гражданский, ни военный, ни научный. В отличие от гибнущих там регулярно военных вертолетов. Это касалось и зоны Питерской.

По всем правилам самолеты гражданской авиации должны делать дугу, не залетая на территорию Москвы и Санкт-Петербурга. Но всегда существует ряд исключений. За определенную сумму бразильский самолет может быть отмечен как борт, имеющий разрешение для полета. Это экономило время.

– Управление принял. – Женя удобней перехватил штурвал самолета, в который раз вспоминая, что инженерное творчество бразильцев никогда не ложится нормально в руки с первого раза.

– Ты смотри, – Вадим ткнул пальцем в горизонт, где ровной границей лежали облака, – над Нижним Новгородом небо чистое, а тут, сколько лет летаю, – всегда тучи висят.

– Это же над бесполетной зоной кажись? – Фролов переключил радиостанцию на эфир. – Борт семнадцать сорок один, запрашиваю сводку погоды по курсу следования. Наблюдаю облачность в районе бесполетной зоны.

– Да ладно тебе! – улыбнулся Вадим, сжав пальцы и поерзав в кресле. – Я ж говорю тебе, это Зона. Там всегда так. Или почти всегда. Аномалии, понимаешь?

– Доверяй, но проверяй, – неуверенно качнул головой Евгений.

– Борт семнадцать сорок один, – начал рапорт диспетчер. – Ветер северо-восточный, два метра в секунду, видимость…

– Осадки? – перебил Фролов и сам себя за это выругал.

– Нет осадков, борт семнадцать сорок один, – ответил женский голос. – Аномальная облачность в бесполетной зоне не имеет движения относительно горизонта. Вы обходите облачность в десяти километрах к северу. Причин для беспокойств нет.

Женя недоуменно посмотрел на довольно улыбающегося и даже несколько раз хихикнувшего Вадима. Он уже потирал руки, предвкушая возможность лишний раз показать свой опыт, больший всего на четыре полета.

– Ничего, я в первый раз тоже перестраховывался, – резюмировал он. – Это…

Вадим не договорил. Он даже закрыть рот не успел.

Кабину тряхнуло. Самолет ударила невиданная сила – удар был слева. Казалось, судно схватила чья-то рука, вмиг забрав у него скорость, целеустремленность и безмятежность ровного полета. Удар на доли секунды успел опередить писк датчика сближения. И тут же сразу за ним в кабину ударил тугой поток воздуха, хлестко врезав Жене по лицу и приведя его в чувство после секундного забытья.

Кабину, такую знакомую и уютную, уже было не узнать: все панели взбунтовались красными аварийными сигналами, обзорное стекло слева большей частью отсутствовало, а его остатки покрывал узор из множества красочных трещин. Поток морозного ветра, врывающийся в кабину, немилосердно забивал дыхание, пытался вжать Фролова в правый подлокотник и свернуть его непокорную шею. Визжали сирены, беспощадно перекрикиваемые воем двигателя – злым и могущественным. Так ржет конь, почувствовав садистский интерес к переламыванию черепа своего неудачного наездника.

И лишь в левом кресле умирающего самолета безмятежно, без малейшей капли крови, насмехаясь над смертью, сидел Вадим, прошитый от уха до уха острым куском обшивки кабины.

Он уже не увидит страх в глазах Фролова, пытающегося посадить умирающую птицу, и не узнает, каким богам молятся богатые пассажиры в падающем самолете.

Потянувшаяся к бутылке с водой Василиса взять ее в руки не успела. Андрея, мгновение назад стоявшего напротив, отбросило в другой конец салона, а саму Василису выбросило в проход. Она ударилась головой о сиденье, и тут же, не дав возможности сориентироваться, последовал второй удар, от которого у нее заискрилось перед глазами и больно клацнули зубы. Под аккомпанемент визга и сирены Титова, хватаясь за края сидений, доползла до Андрея.

Пролетев по салону спиной вперед, бортпроводник свернул себе шею. По неестественному положению головы было очевидно – это был последний полет Андрея.

Какое-то время, подсчитать которое Титова даже не пыталась, она глупо смотрела на Андрея, потеряв всякую способность мыслить последовательно. Сначала Василиса подумала, что от страха у нее перехватило дыхание, и только потом поняла, что воздуха ей не хватает из-за разгерметизации салона.

Больше сотни перелетов за последние годы, больше сотни раз она слышала стандартную инструкцию перед взлетом от бортпроводников. Но ни разу, даже в свой первый полет, она не верила в возможность крушения. Да даже если оно и случится, она была уверена, что никакие инструкции тут не помогут. После авиакатастроф не выживают.

Зацепившись за сиденье, Титова сделала единственное, что могла: дрожащими и онемевшими руками она пристегнулась. Перед лицом уже болталась кислородная маска; приложив ее, Василиса сделала вдох, но кислород был с привкусом дыма и обжигающим горло. Взвыв, девушка сложилась пополам и закрыла голову руками. Но сил хватило всего лишь на несколько секунд. После этого Титова выпрямилась. И тогда даже показалось, что все нормализовалось, но самолет снова тряхнуло и ее вжало в сиденье.

В смерть не верилось. Молодость вообще в смерть не верит.

Слабо отдавая отчет своим действиям, не замечая силы, вжимающей ее в кресло и не позволяющей нормально дышать, Титова приняла решение – во что бы то ни стало связаться с пилотом.

Для этого она отстегнула ремень и встала. Но спустя пару шагов рука, которой она держалась за спинку кресла, соскользнула и Титова вновь рухнула, отлетев в начало салона. Что-то очень острое и тонкое рассекло бровь, и теплая кровь, смешиваясь со слезами, застлала глаза. Размазав все это по лицу, Василиса, подогнув ноги, забилась в проход, обняла себя за плечи и вся сжалась, ожидая сильного удара.