Ричард Кирк - Необходимые монстры

Час спустя он стоял, выжидая, в музейном зале времени, стараясь никак не выделяться из толпы. Он прошёлся по галереям коллекций, заглядывая в урны и под сиденья. И при этом внимательно выглядывал воровку. Мох никак не мог избавиться от ощущения, что та только-только покидала залы, куда он входил, что они вдвоём играли в какую-то свою игру посреди ничего не замечавшей толпы. Убедившись, что женщина не бросила сумку ни в каком из подходящих для этого мест (было начало рабочего дня, и урны заполнены мало), Мох сообразил, что для него, возможно, будет лучше оставаться на одном месте, чтобы отыскать воровку. Нужен был предлог, и он купил в сувенирном ларьке небольшой блокнот и ручку. Потом поднялся на место перед смонтированным скелетом птерозавра, откуда хорошо был виден весь зал.

День был уже в разгаре. Он начинал думать, что женщина всё же убежала. Зал гудел голосами, воздух сделался липким от сырости намокшей под дождём одежды. Рисуя, Мох оставался настороже. Рисовальщиком он был неважным, но то была простая и убедительная роль: натуралист-любитель, у кого больше энтузиазма, нежели таланта. Она делала его невидимкой. Подтверждением (если оно требовалось) служили многочисленные толчки от толпы, напиравшей на бархатные канаты, которые ограждали экспонаты. Мох трижды набросал один и тот же скелет, оглядывая толпу всякий раз, как поднимал взгляд. И вот она появилась – так неожиданно, что сердце ёкнуло, когда он её узнал.

«Вот ты где», – заметил он про себя. По откровенному взгляду женщины было понятно, что она увидела его первой. Наверное, всё время знала о его местонахождении и лишь сейчас – по каким-то своим соображениям – открылась. Он оставался недвижим, встретившись с ней взглядом через барьер из скреплённых костей. Она пробралась назад через толчею – и пропала. Мох сделал вид, будто вернулся к рисованию. Сомнений не было: она ещё покажется. Рисуя, он хмурился, втягивал щёки. Поднял взгляд, всматриваясь в медленно перемещавшуюся толпу посетителей. Среди них её не было. Он закрыл блокнот, заложив ручкой страницу, и отправил его в карман пальто. Кто-то толкнул его сзади в плечо. Мох глубоко вздохнул, прежде чем повернуться и увидеть её, стоявшую в нескольких шагах. Лямка его сумки была закручена вокруг её руки.

– Погодите, – сказал он. – Давайте-ка кое в чём разберёмся.

Во взгляде её карих глаз сквозила забава. Мох потянулся к ней, но она увернулась от его руки. И побежала, набросив лямку сумки на шею. Мох пустился вдогонку, проталкиваясь среди людей. Он почувствовал, как по мере его продвижения толпу всё больше разбирало любопытство.

– Ничего особенного, – бормотал он, – вскидывая руки. – Мои извинения… простите… пожалуйста. – Он переступил через канат ограждения выставленного диплодока и, не обращая внимания на окрики охранника, быстро направился через весь зал. Глаза выискивали пальто цвета ржавчины. Наконец увидел, как женщина бежит вверх по лестнице, его сумка при каждом шаге молотила её по спине. Этот путь вёл в центральный зал и к выходу из Музея. Топот сапог охранника приближался. Мох нырнул в толпу удивлённых зевак.

На верху лестницы женщина остановилась и опёрлась спиной о колонну. Волосы повисли вокруг её лица влажными прядками. Ухмыляясь, она откинула их назад. Уже стоя у нижних ступеней, Мох понял, что она выжидает, даёт ему сократить отрыв. Зажимая рукой покалывающий бок, он махнул вверх через три ступени зараз, сознавая, что за представление устраивает.

– Подождите, – воззвал он.

Женщина стремительно рванула через мраморное фойе. Мох скакнул на верхнюю ступень лестницы как раз вовремя, чтобы увидеть, как она выходит через вращающиеся двери наружу. Молния высветила окна.

Ворон истосковался по утренней свежести, пока добирался до Абсентии. Воздух был холодным и солёным. Коридалы [4] Коридалы – крупные насекомые, похожие на стрекоз, нередко с контрастным рисунком из белых или чёрных пятен на крыльях; у самцов верхние челюсти выступают, как у жуков-рогачей, далеко за передний край головы ( прим. пер .). , которых надуло с океана перед занавесом мелкого дождя, заполонили каждый квадратный фут неба. Ветер стал невидимым рельефом, искажённым отражением суши внизу. У него были свои проходы и завалы, скалы и долины, только созданы они были из вихрей и пагубных перемен давления. Любой просчёт или отвлечение от цели полёта – и камнем вниз, ворон это знал. От напряжения у него болела голова, мышцы на груди и крыльях сводило судорогой при каждом взмахе. Беспалая лапка поджималась к телу. Для облегчения он позволил ей волочиться, но это ещё больше нарушало равновесие полёта.

Абсентия был городом военных руин. Своды и башни библиотеки, гроты бывших театров и оперы стали домом для птиц. В обителях государственной власти и религии расположились медведи, лоси и волки. Монстр рассказывал ему про разрушение зоопарка, про то, как животные разбежались по городу, грозя гибелью уцелевшим в войне, а потом и в Чистке. Он умел быть красноречивым рассказчиком и многого наслушался от сестёр обители в Глазке. Им, положим, было запрещено разговаривать с ним, однако у Монстра был острый слух.

Туман наползал с предместий на проспекты и площади. Ворону было уже невмоготу сохранять корёжащуюся добычу, которую он нёс в клюве. Он силился понять, что потянуло его в город, пока не сообразил, что ему нужны ободрение и молчание недвижимых стен. В разгуле дикой воли ему было не по себе. Ворон почувствовал, как что-то преследует его с ветром, скача и бегая по тропкам спокойствия меж низвергавшихся воздушных стен. Свистящий шёпот, слышный даже в завихрениях воздуха, настойчиво нагонял на него отчаяние. Звуки эти застряли во всех трёх камерах внутри его ушей, и как он ни старался, не мог избавиться от них. Ворон был уверен, что это голос той девочки. Появившееся чувство, что куколка так или иначе живая, а он, ворон, обязан её хранить, влекло вперёд. Волшба этого налагала на него невысказанное обязательство.

Головокружение, которое уже целый час досаждало ему, теперь ещё и мешало лететь. Едва не врезался крылом в колпак над печной трубой. Делая вираж над крышами, он направлялся к каналу, выискивая безопасное место для посадки. Заметил развалины моста. Дорога обрывалась с каждой из сторон, остались три арки посреди канала, поддерживавшие плоское, поросшее бурьяном пространство. До него было не добраться никакой живности, кроме самых отчаянных хищников, а в бурьяне можно бы найти хоть какое-то укрытие. Стоило намерению сесть укрепиться, как всякое самолюбие словно ветром сдуло. Усталость навалилась, и ворон перестал махать крыльями. Паря над чёрной водой канала, он подумал, а не бросить ли куколку. Одолевала тревожная мысль, что если он сделает так, то она продолжит себе полёт к спасению, а вот он прямиком затрепыхается к смерти. Ворон проглотил стекляшку. Он не понял, как или почему так вышло. Куколка скользнула в пищевод – жирная добыча.