Джек Вэнс - Избранные произведения. Том III

Замп залпом поглотил значительное количество пива, поставил кружку на стол и вытер рот рукавом: «Как правило, мы развлекаем зрителей теми вульгарными представлениями, которые вы так презираете, и не возникает никаких проблем».

Гассун проигнорировал это замечание: «Мы можем адаптировать и редактировать пьесы, в какой-то мере искажая дух оригинала — или подходить к исполнению бескомпромиссно, доверяя способности публики к непосредственному восприятию. Что вы думаете по этому поводу?»

Замп вытер руки салфеткой: «Прежде всего мы должны стремиться заслужить одобрение короля Вальдемара. Поэтому спектакли должны быть, по меньшей мере, доступны его пониманию».

Гассун назидательно поправил партнера: «Наша основная цель — возрождение классики. Если король Вальдемар достаточно чувствителен и образован, он присудит нам главный приз».

«В таком случае, — задумчиво сказал Замп, — следует подготовить несколько программ, отвечающих различным возможным вкусам».

И снова Гассун возразил: «Было бы замечательно нанять большое количество опытных исполнителей и подготовить обширный, разнообразный репертуар. Излишне, однако, упоминать о том, что я не могу себе это позволить. Нам придется выбрать одну или две пьесы, постановка которых обойдется не слишком дорого. Например, вот пьеса под наименованием «Макбет» — она давно считается образцом классической трагедии».

С сомнением поджав губы, Замп пролистал несколько страниц древнего тома. Гассун следил за ним с каменным лицом. Наконец Замп сказал: «Мой опыт показывает, что публика предпочитает любые зрелищные моменты многословным монологам и диалогам. Если бы мы могли дополнить некоторые сцены и сократить другие, и в целом сделать спектакль немного более красочным, возможно, что эта трагедия заслужит одобрение зрителей».

Гассун мягко заметил: «Это произведение, в том виде, в каком оно существует, выдержало испытание временем. Не забывайте, что я намерен превзойти лучшие достижения обычных плавучих театров!»

Несмотря на твердое намерение не вступать в споры с Гассуном, Замп не сдержался и заартачился: «Мы на Большой Планете, здесь причуды и странности встречаются на каждом шагу! То, что приносит успех в одном городе, проваливается в тридцати километрах выше по течению. В Скивари на Мёрне народ проявляет склонность к истеричности; развеселившись по какому-нибудь поводу, они продолжают хохотать без остановки, в связи с чем предусмотрительный владелец плавучего театра предлагает им декламации теологических трактатов. В Бером-Куротраве мужские роли обязаны исполнять женщины, а женские — мужчины; не спрашивайте меня, почему, но они настаивают на том, чтобы драмы исполнялись именно так. В городах ниже по течению, таких, как Ветербург, Моисеев Порт, Порт-Оптимо, Блесковер и Крысиный Фитиль, возникает меньше проблем; тем не менее, у обитателей каждого из этих селений свои предрассудки, которыми пренебрегать опасно».

Гассун поучительно поднял указательный палец: «Вы упускаете один важный момент: тот факт, что жители всех этих городов — люди. Их восприятие, их инстинкты по существу одинаковы, все они…»

В дверь постучали. Гассун вскочил, слегка приоткрыл дверь, выглянул наружу и распахнул дверь настежь: «Заходите, будьте, как дома!»

В комнату зашла мадемуазель Бланш-Астер. Гассун предложил ей стул: «Пожалуйста, садитесь. Не хотите ли бокал вина? Или одну из этих сарделек — они вполне съедобны. Вас заинтересует наш разговор. Мы обсуждаем эстетические принципы и, признаться, зашли в тупик. Я утверждаю, что искусство универсально и вечно. Маэстро Замп — надеюсь, я правильно формулирую его точку зрения — считает, что локальные идиосинкратические предпочтения опровергают мою теорию».

Мадемуазель Бланш-Астер сказала: «Возможно, вы оба правы».

Брови Гассуна сомкнулись: «Не отрицаю, это возможно. В таком случае наша задача заключается в том, чтобы преодолеть отсталость и ограниченность, вызванные местными традициями».

«Все, чего я хочу — получить награду на конкурсе в Морнуне», — угрюмо заметил Замп.

«Я вас прекрасно понимаю! Тем не менее, мы обязаны сосредоточиться на важнейшей цели. Вполне может быть, что лучше будет…»

Замп вздохнул и поднял руку: «Если мы не согласимся по поводу фестиваля в Морнуне, наше сотрудничество прекратится прежде, чем начнется».

«Это было бы достойно сожаления, — сказал Гассун. — Тем не менее, вам придется сообразовываться с моими указаниями. Мадемуазель Бланш-Астер и я намерены преследовать свои собственные цели».

Мадемуазель Бланш-Астер вмешалась: «По-моему, победа на конкурсе в Морнуне имеет огромное значение, хотя бы для того, чтобы приобрести престиж. В данном случае я согласна с маэстро Зампом».

Лицо Гассуна осунулось. «Несомненно, такая победа способствовала бы укреплению нашей репутации, — неохотно признал владелец плавучего музея. — Что ж, я считаю, что нам следует положиться на классическую трагедию «Макбет» как на основу программы».

Замп сомневался в целесообразности такого выбора: «Что, если король Вальдемар терпеть не может трагедии? Что, если он обожает забавные попурри вроде тех, что исполнялись на борту сгоревшей «Миральдры»? Нужно подготовить две — или, что еще лучше, три программы. Если вы настаиваете, мы отрепетируем «Макбет», но не помешает иметь про запас что-нибудь веселое, зрелищное, с живым музыкальным сопровождением».

«Вопрос о расходах не позволяет забывать о сдержанности, когда речь идет о расширении репертуара, — заявил Гассун. — Я не самый богатый человек в фестоне XXIII». Владелец музея перебрал несколько книг, лежавших в чемоданчике: «Вот опера в двух актах, «Фрегат «Пинафор»» — насколько я понимаю, комического характера, хотя ее авторы явно не отличались широтой взглядов».

«Не следует беспокоиться по поводу широты взглядов — постольку, поскольку музыка понравится публике».

Гассун шмыгнул носом и отложил партитуру «Фрегата»: «А вот очень странное сочинение: «Критика чистого разума»; насколько мне известно, ему придавали большое значение».

Аполлон Замп заглянул в эту книгу: «Это можно было бы исполнять только в форме костюмированной аллегории или декламации дифирамбов».

«Могу предложить еще один опус…»

Дискуссия продолжалась еще два часа, и в конечном счете было достигнуто соглашение — и Замп, и Гассун пошли на определенные уступки. Зампу пришлось отказаться от программы забавных попурри, а Гассун обязался закупить значительно более роскошные костюмы и декорации для «Макбета», чем намеревался первоначально. Замп старался держать свое мнение при себе, но считал сочинение Шекспира слишком серьезным для рядовой публики и намеревался непременно вставить в нее какие-нибудь развлекательные и зрелищные интерлюдии; так или иначе, Гассун лишний раз убедился в грубости и вульгарности вкусов Зампа. Мадемуазель Бланш-Астер мало интересовалась их аргументами, рассматривая гравированные иллюстрации в потрепанном томе «Потерянного рая» — Аполлон Замп хотел инсценировать эту поэму, но Гассун отказывался, ссылаясь на непомерные расходы, связанные с изображением ада и населяющих его демонов. Гассун неохотно предоставил Зампу полномочия, связанные с практическим руководством постановкой «Макбета», взяв на себя ответственность за навигацию. При этом Гассун сохранял право на контроль режиссуры и предоставление рекомендаций. «Я настаиваю на самом тщательном подходе, — заявлял владелец плавучего музея. — Мы не можем себе позволить неряшливое исполнение. Каждая деталь должна быть выпуклой и четкой, как алмаз, каждый жест должен безошибочно выражать ту или иную эмоцию, молчание должно нести в себе больше смысла, чем слова». Разгоряченный обсуждением этой темы, Гассун вскочил со стула и принялся расхаживать из угла в угол. Мадемуазель Бланш-Астер сопровождала его глазами, как загипнотизированный раскачивающейся коброй кролик, медленно поворачивая голову налево и направо.