Джек Вэнс - Избранные произведения. Том III

— Нет, дорогой. Я не лучше и не храбрее любой другой. Мы явились на эту планету, чтобы возвести здесь жилища и жить по Правде. Мы знали, что работа будет трудной. От каждого очень много зависит. Здесь нет места слабости.

Раймонд поцеловал ее снова, она со смехом запротестовала и отвернулась.

— Я думаю, что ты очень храбрая — и очень красивая.

— Возьми фонарь, — сказала Мария. — Возьми несколько фонарей. Никто не знает, сколько эти нестерпимые времена мрака продлятся.

Они отправились в путь пешком, потому что в Колонии частные средства транспорта считались социальным злом. Впереди, невидимый во мраке, возвышался Гран Монтан, резервация флитов. По сторонам дороги угадывались остроконечные массы утесов, а позади — аккуратные поля, изгороди, дороги Колонии. Они пересекли канал, который отводил воды извилистой реки в ирригационную сеть. Раймонд осветил фонарем бетонное ложе. Они остановились и смотрели молча, и тишина эта была красноречивее, чем любые ругательства.

— Он сухой! Они снова разрушили дамбы.

— Зачем? — спросила Мария. — Зачем? Они не пользуются речной водой!

Раймонд пожал плечами:

— Я думаю, они просто не любят этот канал. Ладно, мы сделали бы для них самое лучшее, если бы знали как это сделать, — и он вздохнул.

Дорога вилась серпантином по склону. Они миновали покрытый лишайниками корпус звездного корабля, который пятьсот лет назад потерпел крушение на Глории.

— Кажется совершенно невероятным, что флиты когда-то были обычными мужчинами и женщинами, такими же как и мы, — сказала Мария.

— Нет, не как мы, дорогая, — поправил вежливо Раймонд.

Сестра Мария вздрогнула:

— Флиты и их козы! Иногда мне кажется, что их трудно отличить друг от друга.

Вскоре Раймонд свалился в яму, на дне которой были ил и некоторое количество воды. Грязь засасывала и представляла собой опасность. Барахтаясь, задыхаясь, с отчаянной помощью Марии он выбрался на твердую почву и стоял, дрожа — сердитый, продрогший, промокший до нитки.

— Вчера этой проклятой штуки здесь не было, — он принялся соскребать ил с лица, с одежды. — Из-за этих проклятых фокусов жизнь здесь кажется такой трудной.

— Надо быть выше этого, дорогой, — ответила Мария страстно. — Мы будем бороться с этим, подчиним это себе! Когда-нибудь на Глории будет порядок.

Пока они решали, продолжать путь или нет, из-за северо-западного горизонта выкатился пузырь Красного Робундуса, и они смогли оценить ситуацию. Брюки цвета хаки Брата Раймонда и его белая рубашка оказались, конечно, грязными. Походный костюм Сестры Марии был едва ли чище.

Раймонд удрученно сказал:

— Я должен вернуться в бунгало и переодеться.

— Раймонд, у нас есть время?

— В таком виде я буду чувствовать себя среди флитов как дурак.

— Они даже не заметят.

— Ну что с ними поделаешь, — отрезал Раймонд.

— У нас нет времени, — решительно сказала Мария. — Инспектор бдит, а флиты каждый день мрут как мухи. Говорят, это наша вина — и, значит, конец Колонии Евангелистов. — Помолчав, она осторожно добавила: — Но помочь флитам надо не только поэтому.

— Я думаю, что в чистой одежде я произведу на них лучшее впечатление,

— сказал Раймонд нерешительно.

— Фу! Фиг их заботит чистая одежда, при их-то небрежности.

— Думаю, ты права.

Над юго-восточным горизонтом появилось маленькое желто-зеленое солнце.

— А вот и Урбан… Не было бы так темно, как в угольной яме, будь на небе три или четыре солнца сразу!

— Солнечный свет заставляет злаки расти, — сказала Мария сладким голосом.

Полчаса они шли вверх, затем остановились, чтобы перевести дыхание, и посмотрели в сторону Колонии, которую так любили. Семьдесят две тысячи душ жили на расчерченной на клетки зеленой равнине; там стояли ряды аккуратных белых домиков, чистеньких, свежевыкрашенных, с белоснежными занавесками на окнах, с газонами и палисадниками, полными тюльпанов, с огородами, где росли капуста, свекла и кабачки.

Раймонд посмотрел на небо и сказал:

— Собирается дождь.

— Откуда ты взял?

— Вспомни потоп, который случился, когда совсем недавно Урбан и Робундус оба были на западе.

Мария покачала головой:

— Это ничего не значит.

— Если что-то есть, оно что-то должно значить. Этот закон нашей Вселенной — базис всего нашего мышления!

С горных кряжей ударил по ним порыв ветра, взметнувший пыльные вихри, которые, кружась в свете двух светил — желто-зеленого Урбана и Красного Робундуса, сплетались в многоцветные ленты, приобретали странные формы.

— Вот твой дождь, — Мария старалась перекричать рев ветра.

Раймонд решительно продолжал путь. Вскоре ветер стих.

Мария сказала:

— На Глории я поверю в дождь или вообще во что-либо только в том случае, если это случится.

— У нас пока еще мало фактов, — настаивал Раймонд. — В непредсказуемости нет ничего магического.

— Это всего лишь непредсказуемость, — она взглянула назад, на склон Гран Монтана. — Поблагодарим бога за Часы — хоть что-то есть у нас надежное.

Дорога шла через холмы, мимо сборища рогатых пиков, мимо островков серого кустарника и пурпурной колючей травы. Случалось, дороги не было и им приходилось разыскивать путь как первопроходцам. Иногда дорога кончалась у оползней и продолжалась на десять футов выше или ниже. Но это были второстепенные неудобства, которые они преодолевали как нечто само собой разумеющееся. Только когда Робундус двинулся к югу, а Урбан нырнул к северу, они действительно обеспокоились.

— Немыслимо, что солнце садится в семь вечера, — сказала Мария.

— Это слишком нормально, слишком соответствует реальности.

В семь пятнадцать оба солнца сели. Десять минут заката, пятнадцать минут сумерек — затем ночь непредсказуемой длительности.

Но закат они пропустили из-за землетрясения. По дороге забарабанили камни. Раймонд с Марией спрятались под гранитным козырьком. Валуны продолжали стучать по дороге и, кружась, скатываться дальше по склону.

Каменный дождь кончился, только отдельные камешки еще прыгали по земле, словно запоздалые мысли.

— Кончилось? — спросила Мария хриплым шепотом.

— Вроде бы.

— Мне хочется пить.

Раймонд протянул ей флягу. Она отхлебнула.

— Сколько еще до Флитвилла?

— Старого Флитвилла или Нового Города?

— Неважно. Любого.

Раймонд замялся:

— Фактически я не знаю расстояния ни до одного из них.

— Но мы не можем оставаться здесь ночью.

— Наступает день, — сказал Раймонд, заметив, что белый карлик Мауд начал серебрить небо на северо-востоке.

— Это ночь, — объявила Мария спокойно, но в голосе ее чувствовалось тщательно подавляемое отчаяние. — Часы говорят, что это ночь. Пусть сияют все солнца в галактике, даже наше Родное Солнце. Поскольку Часы говорят, что ночь, значит ночь!