Джек Вэнс - Избранные произведения. Том II

— Очень хорошо, тетя, — Эмма указала на гостиную, приглашая Джерсена, и кивнула по направлению голоса:

— Это мать Игрель. Она нездорова.

— Жаль. А кстати, где Игрель?

Эмма вновь вызывающе взглянула на Джерсена:

— А зачем вам это знать?

— Если быть абсолютно честным, я пытаюсь установить местонахождение некоего Фогеля Фильшнера.

Эмма беззвучно и невесело рассмеялась.

— Вы не туда пришли разыскивать Фильшнера! Ну и потеха!

— Вы знали его?

— О да. Он был младше меня на класс в лицее.

— А со времени похищения вы его больше не видели?

— Нет, нет. Никогда. Однако странно, что вы спросили. — Эмма заколебалась, неуверенно улыбнувшись. — Это вроде того, как бывает, когда облако на минуту заслоняет солнце. Иногда я оглядываюсь и будто бы вижу Фогеля Фильшнера, но так только кажется.

— Что случилось с Игрель?

Лицо Эммы приняло отсутствующее выражение — она заглянула далеко в ушедшие годы.

— Вы должны знать, что эта история получила огромную огласку. Самое страшное преступление на памяти у всех. Игрель обвиняли, были неприятные сцены. Несколько матерей украденных девочек все время нападали на Игрель: она, мол, провоцировала Фильшнера, довела его до преступления, а значит, должна разделить его вину… Вынуждена признать, — заметила Эмма, — что Игрель была бессердечной кокеткой, просто неотразимой, разумеется. Она могла подцепить парня одним из таких вот взглядов искоса, — Эмма продемонстрировала, — чертовка! Она даже флиртовала с Фогелем. Чистый садизм, потому что она его вида не выносила. Ах, пресловутый Фогель! Не было дня, чтобы Игрель не приносила из школы очередную байку о странностях Фогеля. Как он резал лягушку, а потом, всего лишь вытерев руки бумажным полотенцем, ел свой завтрак. Как от него несло, словно он никогда не переодевался. Как он хвастался своим поэтическим мышлением и пытался поразить ее воображение. Это правда, что Игрель своими ужимками раздразнила Фогеля, а двадцать восемь других девочек заплатили за ее развлечения.

— А затем?

— Полный бойкот. Все отвернулись от Игрель, и, возможно, навсегда. В конце концов она сбежала с человеком в возрасте и никогда больше не вернулась в Амбуле. Даже мать не знает, где она.

В комнату ворвалась женщина с горящими глазами и гривой спутанных седых волос. Джерсен едва успел избежать нападения разъяренной матроны.

— Что вам нужно? Зачем вы задаете вопросы в этом доме? Мне не нравится ваше лицо — вы такой же, как все остальные. Вон отсюда и больше не возвращайся! Бандит! Вползти сюда со своими мерзкими вопросами!

Джерсен покинул дом Тинси с завидной поспешностью. Эмма попыталась проводить гостя до двери, но тетка, прыгнув вперед, оттолкнула ее. Дверь закрылась, истеричные вопли затихли. Кирт облегченно вздохнул. Зараза!

Едва ноги унес…

В ближайшем кафе он заказал стакан вина и наблюдал, как солнце опускается в море. Конечно, вполне возможно, что расследование, берущее начало с заметки в «Ригелианине», заведет его в тупик. Единственной ниточкой, связующей Виоля Фалюша и Фогеля Фильшнера, было утверждение Какарсиса Азма. Эмма Тинси, очевидно, верила, что несколько раз встречала Фогеля Фильшнера в Амбуле. Виоль Фалюш мог испытывать извращенное удовольствие, посещая место первого преступления. Если так, почему он не открылся старым знакомым? Конечно, у Фогеля Фильшнера было достаточно времени, чтобы завести других друзей и знакомых. Но ведь Игрель Тинси почла за лучшее уехать из Амбуле. Виоль Фалюш злопамятен. Он водил дружбу с Романом Хенигсеном, чемпионом по шахматам. Дандина еще упоминала поэта, соперника Фогеля Фильшнера. Джерсен попросил справочник и отыскал фамилию Хенигсен. Книжка буквально раскрылась на ней. Джерсен переписал адрес и спросил у официанта, как туда добраться. Оказалось, что Роман Хенигсен живет в пяти минутах ходьбы.

Дом Романа Хенигсена был самым элегантным из всех, что Джерсен посетил в этот день: три этажа, металл и панели из каменной крошки, окна, которые становятся прозрачными или тускнеют по словесному приказу.

Маленький юркий человечек с большой головой и сухими мелкими чертами вонзил в Джерсена испытующий взгляд, и Кирт понял, что с ним выгоднее играть в открытую.

— Я ищу вашего одноклассника, Фогеля Фильшнера. Вы, вроде, были его единственным другом.

— Гм. — Роман Хенигсен задумчиво потер подбородок и бросил:

— Зайдите, если хотите. Поговорим.

Он пригласил Джерсена в кабинет, обставленный точно музей истории шахмат: портреты, кубки, фотографии знаменитых шахматистов.

— Вы играете в шахматы? — спросил он Джерсена.

— Время от времени, хоть и не часто.

— Как и во всем другом, чтобы поддерживать себя в форме, тут нужна практика. Шахматы — древняя игра. — Он подошел к стенду и похлопал по фотографиям шахматистов с дружеской небрежностью. — Все варианты проанализированы, можно предсказать результат любого разумного хода. Если вы имеете достаточно хорошую память, можно не думать о том, как взять верх в партии, выигранной кем-то другим. К счастью, ни у кого, кроме роботов, нет такой памяти. Однако вы пришли сюда не для того, чтобы поговорить о шахматах. Хотите рюмочку ликера?

— Спасибо. — Джерсен принял из рук хозяина хрустальный кубок, в котором плескался дюйм спиртного.

— Фогель Фильшнер. Странно, что я опять слышу это имя. Известно, где он сейчас?

— Это как раз то, что я пытаюсь выяснить.

Роман Хенигсен резко качнул головой.

— От меня вы ничего не узнаете. Я не видел его и ничего о нем не слышал с 1494 года.

— Я не надеялся, что он вновь возьмет старое имя. Но, может быть… — Джерсен замолчал, потому что хозяин дома щелкнул пальцами.

— Странно, — задумчиво протянул Хенигсен. — Каждый вторник, вечером, я играю в шахматном клубе. Около года назад я увидел человека, стоящего под часами, и подумал, что это Фогель Фильшнер. Он повернулся, я разглядел его лицо. Чем-то он напоминал Фогеля, но лишь слегка. У него была приятная внешность и повадки, ничего от щенячьей неуклюжести Фогеля. И все же — раз уж вы упомянули об этом — что-то в нем, возможно, манера держать руки, напомнило мне Фогеля.

— Вы с тех пор не видели этого человека?

— Ни разу.

— Вы с ним говорили?

— Нет. Я так удивился, что уставился на него, а когда решил подойти, он исчез.

— Как вы думаете, не хотел ли Фогель кого-то повидать? У него кроме вас были друзья?

Роман Хенигсен скривил губы.

— Я вряд ли мог считать себя его другом. Мы сидели за одним лабораторным столом, иногда играли в шахматы, он часто выигрывал. Если бы Фогель всерьез занялся этим, мог бы стать чемпионом. Но он сходил с ума по капризной девчонке и писал скверные стишки, подражая некоему Наварху.