Джек Вэнс - Избранные произведения. Том II

— Альдо, пожалуйста, вернись к нашему столику. В самом деле, очень трудно думать, когда ты маячишь у меня над плечом.

— Как хочешь. — Альдо неторопливо побрел прочь. Джерсен тут же подозвал официанта:

— Принесите нам еще чаю или, пожалуй, даже лучше бутылку «Спондент-Флакса» и два бокала.

Шеридин заметно отодвинулась, как бы давая понять, что она совершенно не разделяет желания Джерсена создать за столом атмосферу празднества.

— Мне безразлично, что вы заказываете. Мне уже давно пора вернуться к друзьям.

— В таком случае зачем было вообще сюда подходить? Ведь я все равно вызываю у вас только отвращение.

Это замечание неожиданно развеселило Шеридин. Она рассмеялась и стала еще обаятельнее. Джерсен почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Полюбить Шеридин Ченсет и добиться у нее взаимности — что могло быть пленительнее этого?

Девушка, почувствовав, по-видимому, неожиданную перемену в настроении Джерсена, заговорила как можно более спокойно:

— Я сейчас поясню, с какой целью я так поступила. Все очень просто. В скандале с компанией «Котзиш» замешан печально известный Лене Ларк. Когда мы слышим слово «Котзиш», мы тотчас же настораживаемся.

— Понятно.

— Так почему все-таки вы скупаете акции «Котзиш»?

— Это определенный тактический маневр, в котором нет абсолютно ничего постыдного. Если же я объясню вам причину, которая движет мною, вы расскажете об этом отцу, он поделится еще с десятком коллег, и тогда я окажусь в затруднительном положении.

Шеридин взглянула на противоположную сторону площади, затем произнесла:

— И вы не связаны с Ленсом Ларком?

— Никак. Но даже и будь я связан, то вряд ли бы об этом распространялся.

Шеридин неопределенно пожала плечами — то ли легкомысленно, то ли пренебрежительно.

— У меня сложилось впечатление, — сказала она, — будто вы серьезно его опасаетесь.

— Как и вы.

— На то существуют очень веские причины. Он у нас как кость в горле. Честно говоря, нам уже пришлось пережить хотя и небольшой, но крайне неприятный инцидент, в котором оказался замешан Лене Ларк. Он, разумеется, дарсаец до мозга костей и рейчпол в придачу… Вам знакомо это слово?

— Оно означает «изгой».

— Нечто в этом духе. Дарсайцы в торжественной обстановке отрезали у преступника одно ухо.

— Я отрезал другое, — скромно признался Джерсен. Шеридин неожиданно вздрогнула:

— Что вы сказали?

— За какое преступление Ленсу Ларку пришлось поплатиться ухом?

Шеридин вздернула подбородок и сомкнула губы, всем своим видом показывая, что для воспитанной мезленской девушки совершенное Ленсом Ларком преступление не поддается передаче словами и вообще невообразимо.

— Подробности мне неизвестны [22] Небезынтересно отметить, что преступлением, повлекшим за собой изгнание Ленса Ларка из «Сени Бутольда», была кража кондиционера с трупа человека, который в нетрезвом состоянии свалился на ядовитый кактус. Преступление было расценено как довольно мерзкое, но не самое ужасное. Хуссе Бутольд, как тогда называли Ленса Ларка, поплатился за него потерей мочки уха и позором изгнания из родной «Сени». В этой связи нелишне обратить внимание на то, что Шеридин Ченсет, не располагая точными сведениями о характере преступления, совершенного Хуссе Бутольдом, бессознательно приписала ему прегрешение, расцениваемое мезленцами как самое страшное, то есть ненормальное сексуальное поведение, которое они считали само собой разумеющимся грехом, водящимся за дарсайцами. Отсюда и ее обостренная реакция на вопрос Джерсена. . А вот вы так до сих пор мне ничего и не сказали.

Джерсен поднял бокал и, прищурившись, погрузился в разглядывание граней хрусталя.

— Действительно, с представителем «Банка Ченсета» я немногословен и уклончив. Кому-нибудь другому, кто мне понравится, кто заденет струны моей души, пленит меня своим обаянием, я мог бы рассказать об очень и очень многом.

Шеридин снова вздернула подбородок.

— Вы, безусловно, дерзки и не в меру развязны. — В голосе ее, однако, не было ни прежней безапелляционности, ни язвительных интонаций. Подумав немного, девушка добавила: — Я, пожалуй, совершенно правильно поступила, пожаловавшись на вас сегодня несколькими часами ранее.

— Вы совершенно неправильно истолковали выражение моего лица. Я оторвал взор от письма, содержание которого меня развеселило, и вдруг увидел вас, но у меня даже в мыслях не было «бесстыдно разглядывать», тем более «с плотоядной ухмылкой». А затем я увидел вывеску «Банка Ченсета» и зашел туда, чтобы переговорить о покупке акций, но был сразу же выдворен.

Выражение оскорбленного достоинства теперь уже почти сошло с лица девушки.

— Ну, а что вы в таком случае скажете насчет Диндар-Хауза? Вы ведь именно из-за меня туда последовали?

— Да как же такое возможно? Я побывал там еще до того, как впервые вас увидел.

— Ну… Может быть. Но даже и сейчас во всех ваших высказываниях можно заметить чисто личные ощущения и оценки.

— Ничего не могу с собой поделать — мне действительно очень приятно глядеть на вас и беседовать с вами.

— Пожалуйста, больше не утруждайте себя комплиментами. — Шеридин решительно поднялась. — Вы действительно очень странный человек. Никак не могу решить, как быть с вами.

Джерсен тоже поднялся из-за стола:

— При более близком знакомстве вы, возможно, станете ко мне относиться не столь скептически.

— У нашего знакомства нет будущего. Если вы перейдете дорогу Ленсу Ларку, он велит вас убить.

— Он пока еще не догадывается обо мне. У меня есть время.

— Вряд ли. Я возвращаюсь на Мезлен сразу же после динклтаунского хадавла. Удастся ли вам сохранить жизнь до этого времени?

— Очень надеюсь. Увижу ли я вас до вашего отъезда?

— Не знаю.

Шеридин вернулась к друзьям, которые все время, что длилась беседа, скрытно за нею наблюдали и сразу же забросали вопросами. Шеридин отвечала рассеянно. Вскоре вся группа удалилась в сторону гостиницы «Сферинда».

Кора опустилась к самой кромке бледно-голубого дарсайского неба, затрепетала на линии горизонта, покраснела и сплющилась, а затем исчезла, оставив после себя лимонно-желтое свечение. Вытянувшиеся в несколько рядов на сотни миль к северу и югу перистые облака стали пунцовыми, затем пурпурными, затем исчезли и они. С наступлением темноты воздух в пустыне быстро охлаждался. Водяные завесы Сержеуза пошли на убыль, и вскоре лишь случайные капли падали с краев огромных зонтиков, зато безо всяких помех между куполами задул легкий вечерний бриз. Как только прекратился шум падающей с большой высоты воды, Сержеуз погрузился в странную тишину, а дарсайцы в белых одеяниях превратились в загадочные существа из легенды.