Джек Вэнс - Избранные произведения. Том I

«Ейн».

«Ульфского происхождения, значит. А тебя?»

«Эйлас».

«Эйлас? Ты откуда-то с юга. Лионесс?»

«Тройсинет».

«Что ж, в любом случае это не имеет значения. В Санке происхождением интересуются не больше, чем сортом мяса, из которого делают колбасу. Следуйте за мной — подберу вам форму и разъясню, как следует себя вести. Будучи разумными людьми, вы, конечно же, уже знаете правила. В сущности они очень просты, — Киприан поднял четыре пальца. — Во-первых, в точности выполняйте приказы. Во-вторых, содержите себя в чистоте. В-третьих, будьте невидимы, как воздух. Никогда не привлекайте внимание ска. Насколько я знаю, ска не только не замечают, но и неспособны заметить скалинга, если тот не делает что-нибудь из ряда вон выходящее или не производит невероятный шум. В-четвертых, что само собой разумеется: не пытайтесь бежать. Такие попытки огорчают всех, кроме псов-ищеек, обожающих рвать беглецов на куски. Они чуют след, оставленный месяц тому назад, и вас скоро найдут».

«И что тогда?» — спросил Эйлас.

Киприан рассмеялся тихим печальным смехом: «Допустим, тебе принадлежит лошадь, и эта лошадь то и дело норовит сбежать. Что бы ты с ней сделал?»

«Это во многом зависело бы от достоинств лошади».

«Совершенно верно. Если это старая, хромая и норовистая лошадь, ты ее прикончишь. Если лошадь молодая и сильная, ты не станешь ее убивать или калечить, но отправишь к специалисту, умеющему приучать лошадей к послушанию. Если беглая лошадь годится только для того, чтобы крутить мельницу, ее можно и ослепить».

«Я не стал бы делать ничего такого со своей лошадью».

«Так или иначе, в этом заключается принцип. Опытному писарю могут отрубить ногу. В пользу ска можно сказать только то, что они редко, почти никогда не прибегают к пыткам. Чем полезнее ты для ска, тем легче будет твоя судьба после того, как тебя выследят собаки. А теперь пойдем в общежитие. Цирюльник вас обстрижет».

Следуя за Киприаном, Эйлас и Ейн прошли по прохладному коридору пристройки в общежитие скалингов. Прикладывая к их головам горшок, цирюльник обстриг им волосы на уровне середины лба. В бане они помылись мягким мылом, смешанным с мелким песком, стоя под непрерывным потоком воды, после чего побрились.

Киприан принес им серые с желтым ливреи: «Помните: чем неприметнее скалинг, тем реже его упрекают. Никогда не обращайтесь непосредственно к Имбодену — он высокомернее самого герцога. Леди Храйо — доброжелательная женщина с ровным характером; она настаивает на том, чтобы скалингов хорошо кормили. Поведение лорда Альвикса, старшего сына, временами трудно предугадать, он отличается непостоянством и рассеянностью. Леди Татцель, дочь герцога, привлекательна, но вспыльчива. Тем не менее, она не злопамятна, и с ней довольно легко ладить. Если вы будете вести себя тихо и не следить за тем, что делают ска, они вас не заметят. В течение некоторого времени вам придется мыть полы — с этого мы все начинаем».

Эйлас видел много прекрасных дворцов и роскошных усадеб, но замок Санк отличался особым суровым величием, производившим сильное впечатление по не вполне понятным для него причинам. В замке не было изящных открытых галерей или прогулочных террас; помещения соединялись короткими, часто искривленными переходами. Высокие потолки терялись в тенях, создавая ощущение таинственного пространства. Окна, узкие и невысокие, чередовались неравномерными промежутками стен, а стекло в них поблескивало светлым туманно-янтарным или синеватым оттенком. Не все помещения выполняли функции, понятные иноземцу, впервые попавшему в замок — столь же необъяснимыми оставались многие поступки и привычки герцога Лухалькса, его супруги, леди Храйо, и их детей, Альвикса и Татцель. Каждый из них передвигался по мрачному замку так, словно ходил по сцене, предназначенной для одного актера. Все они говорили тихо, нередко на скахаде, языке древнее истории человечества. Они редко смеялись — судя по всему, их чувство юмора ограничивалось легкой иронией или немногословным преуменьшением. Личность каждого ска напоминала окруженную стенами цитадель — чаще всего они казались погруженными в глубокое раздумье или одержимыми некими внутренними побуждениями, настолько важными, что они не подлежали обсуждению. Время от времени тот или иной из хозяев замка проявлял к чему-нибудь внезапный живой интерес или совершал какой-нибудь экстравагантный поступок, но эти вспышки угасали так же быстро, как разгорались. Эйлас, ни на минуту не забывавший о собственных проблемах, не мог, тем не менее, избавиться от постоянно нараставшего любопытства по поводу ска. Будучи рабом, он оставался незаметным, как привычный предмет мебели. И Эйлас поти-хоньку наблюдал за повседневной жизнью странных обитателей замка Санк.

Герцог Лухалькс, его семья и их гости всегда носили формальные, весьма изощренные костюмы и переодевались несколько раз в день, в зависимости от обстоятельств. Костюмы эти и сопровождавшие их украшения имели для них большое символическое значение, понятное только им самим. Эйласу нередко приходилось слышать упоминания о вещах, совершенно неизвестных и невразумительных. И в частной жизни, и при общении с посторонними семья Лухалькса демонстрировала церемонность, у других народов связанную, пожалуй, лишь с торжественными приемами иностранных послов. Если даже родители и дети испытывали друг к другу какую-то привязанность, о ней свидетельствовали признаки, ускользавшие от внимания Эйласа.

Г ерцог Лухалькс — высокий, сухопарый, с резкими чертами лица и глазами цвета морской волны — вел себя решительно, с непринужденным достоинством, выражаясь вежливо, но недвусмысленно. Эйлас никогда не видел герцога в затруднении или в замешательстве — в любой ситуации, на любой случай жизни у Лухалькса был наготове надлежащий ответ. Герцог был сто двадцать седьмым прямым наследником своего титула; в «Палате древних почестей» [24]герцог выставил деревянные маски предков, вырезанные в Норвегии задолго до нашествия ур-готов. Леди Храйо, высокая и стройная, казалась почти противоестественно отстраненной. Даже когда она находилась в обществе супруг высокопоставленных гостей, Эйлас замечал, что она сидела в одиночестве за прялкой или покрывала затейливой резьбой чаши из грушевого дерева. Она стригла прямые черные волосы в строго традиционном стиле, ровно обрезая их по бокам и сзади так, чтобы они едва закрывали уши, а спереди — на уровне середины лба.

Шестнадцатилетняя леди Татцель, грациозное и подтянутое создание с небольшой, но заметной грудью и узкими, как у юноши, бедрами, излучала живость и энергию в такой степени, что, когда она проходила мимо, казалось, что она ступает по воздуху. Именно при ходьбе она проявляла самые привлекательные манеры, то и дело наклоняя голову набок с дрожащей на губах полуулыбкой, отвечавшей каким-то тайным, забавлявшим ее мыслям. Прическа Татцель походила на прическу ее матери и большинства женщин ска — волосы были ровно подстрижены поперек лба и чуть ниже ушей. Черты лица дочери герцога отличались приятной неправильностью, а нрав — пылкой непосредственностью в рамках традиционной сдержанности. Ее брат, лорд Альвикс, ровесник Эйласа, играл самую беспокойную и напряженную роль на сцене замка Санк. Он держал себя с преувеличенной чванливостью и придавал своим словам больше значения, чем другие. По словам Киприана, Альвикс доблестно сражался во многих битвах и, учитывая количество убитых им «двуногих», мог бы претендовать на рыцарское звание даже не будучи представителем древнейшего рода.