Джек Вэнс - Избранные произведения. Том I

Гролион поскреб щетину на подбородке.

— А стигл не сердится, когда от него отрезают куски плоти?

— Мы никогда не задумывались над этим. Совет заключил договор, и поначалу все шло хорошо, за исключением того, что дерево разрослось слишком буйно. Ему требовалось все больше пищи. К птицам и ящерицам добавились сбившиеся с дороги путники. Но и это еще не все. Толстые побеги стали тянуться по ночам через всю деревню, они залезали в окна и даже выламывали хлипкие двери. А утром жители деревни находили свой скот мертвым. Дерево высасывало из животных всю кровь до последней капли. А затем оно принялось и за детей. Совет пожаловался мастеру, но тот был слишком занят своей работой. В конце концов, что значат несколько погибших детей — вместо которых всегда можно родить новых — в сравнении с исполнением его возвышенной мечты? Он порекомендовал совету укрепить двери. Однако совет пригрозил забрать у него помощников и лишить всякой поддержки. Тогда мастер установил распознающий барьер Фандааля, не пускающий дерево за пределы сада. Но и нам он тоже не давал выходить наружу.

Я с горечью подумал о том, как недальновидно поступил совет, не позволив мне завершить работу. Дальнейшую часть рассказа я старался не слушать: слишком неприятно было вспоминать, как подмастерья, пока я спал, напоили моего хранителя отравленным медом, а затем, вооружившись ножами, прокрались ко мне в спальню.

Эти трусы одновременно набросились на меня с трех сторон, решив взять сонным. Я попытался защищаться, но без помощи волшебства мало что мог им противопоставить. Однако тот, кто постиг тайны Трех Цветов Магии, никогда не забывает об осторожности. Как только я понял, что обречен, то тут же скрылся в заранее подготовленном убежище в четвертом измерении, чем немало удивил этих подлых предателей. К несчастью, они слишком изувечили мое тело, так что барьер между мирами преодолела только моя духовная сущность.

— Он оставил нам лишь свое тело, — рассказывал мой бывший помощник Гролиону. — Мы положили его в свинцовый гроб, покрытый изнутри сурьмой. Он не может восстановить прежний облик, но часто переносит сюда свой дух из тайного убежища, вселяется в тело какого-нибудь насекомого и шпионит за мной. — Мастер сглотнул и пожаловался: — Что-то укололо мою лодыжку. Избавь меня от этого мерзкого дерева. Клянусь, что не причиню тебе вреда.

Гролион отбросил побег, впившийся в ногу мастера, и сбил палкой другой, пытавшийся заползти ему в ухо. Затем освободил пленника от сжимавших его толстых веток и оттащил подальше от дерева. Бедняга едва не задохнулся от боли. Пятна крови, пропитавшие одежду на спине и ягодицах, отмечали те места, где острые шипы добрались до его плоти.

Гролион разорвал рубашку мастера на полосы и связал ими его руки и ноги. Затем отправился в мастерскую и еще раз осмотрел звезду. Тут его внимание привлек манускрипт Фандааля. Странник потянулся к синему переплету и почти коснулся его, когда из книги с резким щелчком вылетела ослепительно белая искра. Взвизгнув, Гролион отдернул руку и затряс ею, а потом сунул обожженные пальцы в рот. Он вышел из мастерской и уселся на садовой скамейке, расположенной на полпути от двери к дереву. Закинув ногу на ногу и обхватив большим и указательным пальцем острый подбородок, он задумался. Время от времени он оборачивался и смотрел то на окна мастерской, то на дерево, а иногда и на связанного хозяина.

Несколько минут спустя он окликнул пленника:

— Ты сказал, вас было трое. Где же остальные?

Косой взгляд мастера в сторону острошипа показался красноречивей любого ответа.

— Понятно, — сказал Гролион. — И со мной в конце концов случилось бы то же самое?

Глаза мастера беспокойно забегали.

— Понятно, — повторил странник и снова задумался. — А где этот свинцовый гроб?

— В склепе, — ответил хозяин. — В саду, за фонтаном с поющей рыбой. Но если ты откроешь гроб, прежний мастер оживет. И первым делом скормит тебя дереву. Он и раньше не заботился ни о чем, кроме своего радужного сияния, а сейчас наверняка еще больше ожесточился, после того как мы убили его, а также тех насекомых, в телах которых он пытался сюда вернуться.

Гролион отправился взглянуть на склеп. Вход загораживала тяжелая квадратная каменная плита с металлическим кольцом у одного края. Странник ухватился за кольцо и потянул. Где-то внизу пришли в движение невидимые механизмы, и с противным скрежетом гранита о гранит плита отошла в сторону, открывая ведущие вниз ступени.

Я не полетел за ним. Надписи на крышке моего гроба причинили бы мне страшную боль, для этого их и нанесли. Я укрылся в трещине стены над головой у мастера и ждал, что произойдет дальше.

Мне прекрасно было известно, что увидит Гролион: потрескавшиеся стены и сырой шершавый пол погруженного во мрак склепа. Свет проникал туда только сквозь две небольшие зарешеченные отдушины, выходящие к ограде сада. Возле нижней ступеньки лежали обернутые в плотную ткань останки двух моих подмастерьев, а также случайных путников, которые, спасаясь от прирученного надзирателем гуля, попросили убежища в этом доме, после чего вынуждены были остаться здесь навсегда. Одну из стен раскололи корни острошипа, зарывающиеся все глубже в землю.

А на возвышении у дальней стены склепа покоился гроб с моим телом. Оно не было ни мертвым, ни живым, а находилось в состоянии, которое принято называть неопределенным. Я не рассчитывал, что Гролион отважится приподнять крышку и заглянуть внутрь. Он был не настолько глуп, чтобы позволить любопытству взять верх над осторожностью в этом темном зловонном склепе.

Он выбрался наружу, навстречу лучам красного солнца, и посмотрел на мастера, нахмурив брови.

— Сегодня работать не будем, — объявил он. — Мне нужно все обдумать.

Хотя стояло полное безветрие, ветви острошипа вновь зашевелились. Дерево все еще ощущало запах человека. Толстый побег с усеянной зубами трубкой потянулся к нему по траве. Хозяин, по-прежнему связанный, в отчаянии попытался отодвинуться подальше. Гролион наступил каблуком на побег, отшвырнул его обратно и оттащил хозяина к стене мастерской. Затем бросил быстрый взгляд на дерево и снова отправился полюбоваться звездой. Полагая, что за ним никто не наблюдает, странник не следил за выражением своего лица, и все его мысли были видны мне как на ладони. Дерево оставалось неразрешимой проблемой; узор, даже если его удастся закончить, не принесет никакой пользы, поскольку его нельзя забрать отсюда; книга Фандааля обладает большой ценностью, но не дается в руки.

Он вернулся к мастеру.

— Что произойдет, когда узор будет закончен?

— Он создаст подобие Верхнего мира и сам растворится в нем.