Джек Вэнс - Избранные произведения. Том I

Манксолио слушал его со всевозрастающим беспокойством, но ничего не говорил. Затем своды башни распахнулись, Гайял поднялся в небо, и яркая вспышка синего цвета поглотила его.

Как только исчез Гайял Хранитель, раздался странный, в три тона перезвон Аналепта, хотя этого предмета нигде не было видно.

Оставшись один, Манксолио целый день провел изучая необычайные колдовские вещицы и амулеты в башне Исцмагна. Он обнаружил удивительное свойство линз, расположенных на отворотах изумрудно-зеленой накидки колдуна: несмотря на то что они были мертвы, небольшие смысловые волны, исходящие от Беспощадного жезла, приводили к тому, что сокрытые в линзах образы оживали — кошмары, нечто, прорвавшееся из темных глубин человеческого подсознания, несущее тревогу и беспокойство.

Манксолио отобрал самые отвратительные из линз и закопал их одну за другой вокруг долины Сферры. Больше всего линз оказалось похоронено у реки и в тех местах, где легче всего можно было подобраться к древнему городу. С помощью своего жезла он пробудил линзы от вечного сна, и в тот же миг вереницы призраков, едва различимых, но наводящих страх, встали на стражу.

Он потратил больше часа, высекая предупреждающие знаки на всех известных ему языках, — покрыл ими каменные глыбы, возвышающиеся стены города и даже начертал их на пустынном склоне холма, который прежде расколол надвое с помощью Жезла темного металла. Ужасные последствия разрушений и кровавые следы битвы, произошедшей здесь, — все предупреждало о необходимости держаться в стороне от этого места; зловещие знаки указывали на Синий путь смерти.

Затем стремительный вихрь, вызванный силами Беспощадного жезла, закружил его в неистовом водовороте, и Манксолио Квинк вновь оказался в Старом Ромарте, перед колоннами Адмонастических ворот.

Он не спеша двинулся вверх по узким улочкам Антикварного квартала в направлении дома. Чувство бесконечного удовлетворения от того, к чему привели произошедшие с ним события, захлестнуло его.

— Древние магические силы Беспощадного жезла темного металла, принадлежавшего моим предкам, восстановлены. Теперь в моих руках, в руках одного человека, власть и могущество отряда воинов, нет, целого легиона. Я победил колдуна и убил титана, не пролив ни капли собственной крови, оставшись целым и невредимым, не получив ни шрамов, ни смертельных ран. И самое главное, я вновь возвращаюсь к своей прежней размеренной жизни, где все предсказуемо и нет места неприятным неожиданностям! К счастью, удалось предотвратить появление в моем прекрасном городе десяти тысяч паломников со всеми сопутствующими такой толпе преступлениями, болезнями и незнакомой едой. Звездные знания, ниспосланные сюда, могут растревожить умы людей, так что пусть они остаются неведомыми для Земли, а репутация антикваров по-прежнему будет нерушима и непререкаема. И почему кто-то может мечтать покинуть Землю? Избранные рождены здесь, чтобы править, — это наша святая обязанность и в то же время непосильная ноша. Большинство же появились на свет, чтобы в поте лица, превозмогая боль и страдания, упорно трудиться всю жизнь. Покинуть Землю только потому, что она погибает, — это нечестно, нет, это настоящее предательство! Каким же нужно быть подлецом, чтобы отказаться от больной умирающей матери? И здесь все точно так же, моральные принципы незыблемы.

Манксолио не спеша бродил вблизи Впадины по центральной площади квартала, как вдруг неведомый свет, льющийся снизу, заставил его замереть. Он прислушался к звукам, доносившимся из недр земли, из разрушенного и погребенного мира, над которым возвышались здания современного города, в том числе и его собственный дом, — и вместо стонов и мольбы обитателей подземелья, хныканья детей, страдающих без хлеба, он услышал торжественное песнопение. Трудно было понять слова, но мелодия казалась волнующей и вселяющей великую радость.

Внезапно каким-то неведомым внутренним слухом он услышал неземной, в три тона перезвон и понял, что Гайял создал вовсе не одну опорную точку для своего Аналепта.

И в тот же миг первый из бесчисленного множества воспаривших в воздух мужчин, женщин и детей показался из недр Впадины. Раскинув руки-крылья, подобно птице, он поднимался все выше и выше, устремляясь в бескрайние просторы. Затем ярко-синяя вспышка озарила небо, и он исчез навсегда.

В моей давно ушедшей юности свободного времени имелось в достатке, а книги стоили так дорого, что каждую я был вынужден читать и перечитывать много раз, пока не заучивал ее содержание почти наизусть.

Книги в мягких обложках, стоимость которых (в то время) составляла менее 2 долларов, родители дарили мне с той же частотой, с какой утомленному путнику в бескрайней пустыне встречаются долгожданные оазисы. Эти книги стали для меня тем благодатным зеленеющим садом, где воспаленное воображение могло укрыться от палящего солнца реальности и передохнуть.

Я помню, в каком порядке появились мои первые три книги жанра фэнтези: прежде прочих я купил роман «В поисках Кадата неведомого» («Dream-Quest of Unknown Kadath») Говарда Лавкрафта под редакцией Лина Картера, второй книгой стал «Последний Единорог» («The Last Unicorn») Питера Сойера Бигла, а третьей — небольшой сборник рассказов о неведомом мире, где умирало Солнце, а всесильные колдуны и эксцентричные жулики беззаботно проводили дни в ожидании, когда все погрузится в вечную тьму. Это была «Умирающая Земля» Джека Вэнса.

Я прожил так много лет, что помню времена, когда еще не появились «Подземелья и драконы» («Dungeons and Dragons»), когда книги жанра фэнтези были настолько редкими и никому не известными, что не существовало двух похожих произведений. «Горменгаст» («Gormenghast») соседствовал с книгой «Змей Уроборос» («The Worm Ororboros»), а «The Well at the World's End» стоял рядом с циклом «Ксиккарф» («Xiccarph»). В то время мир еще не знал о Мече Шанарры, а книги о драконах появились спустя десятилетия.

И самым выдающимся, непохожим на другие произведения было фэнтези Вэнса, где причудливым образом переплетались магия и супернаука. Человеческая природа в этих книгах беспощадно обнажалась и демонстрировала все свои пороки и изъяны, но делалось это с помощью удивительно изящных и в меру ироничных речевых оборотов. Незабываемое сочетание!

В те далекие времена элементы фэнтези нельзя было встретить в журналистской прозе Хемингуэя, в прямолинейных произведения Хайнлайна, Кларка и Азимова. У Кларка Эштона Смита была иная лексика и манера написания, нежели у Уильяма Морриса, Э. Р. Эддисона или Мервина Пика. Эти люди творили симфонии, арпеджио, арии и арабески, пользуясь средствами английского языка. Наиболее выдающимся среди прочих я считаю Джека Вэнса.