Сидни Шелдон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Мы почти у цели, — ободряюще сказал доктор Уилсон. — Потужьтесь еще разок.

Миссис Чински потужилась, но ничего не произошло. Доктор нахмурился.

— Давай еще раз. Сильнее.

Ничего.

Доктор Уилсон взялся руками за ножки ребенка и осторожно потянул. Никакого движения. Он просунул руку мимо ребенка, через узкий проход, ведущий в матку, и начал исследование. Вдруг его лоб покрылся крупными каплями пота.

— У нас проблема, — промолвил доктор Уилсон вполголоса.

Миссис Чински услышала.

— Что-то не так? — спросила она.

— Все в порядке. — Доктор Уилсон ввел руку глубже внутрь, осторожно пытаясь вытолкнуть ребенка наружу. Но тот не сдвинулся с места. Доктор чувствовал на ощупь, что пуповина прижата тельцем ребенка к тазу матери, блокируя кровоснабжение младенца.

— Стетоскоп!

Акушерка взяла инструмент и приложила его к животу матери, слушая сердцебиение ребенка.

— Упало до тридцати, — сообщила она. — И есть заметная аритмия.

Пальцы доктора Уилсона двигались внутри тела матери, ощупывая, исследуя, словно это были щупальца, управляемые на расстоянии его мозгом.

— Я плохо слышу сердцебиение плода! — В голосе акушерки звучала тревога. — Сердцебиение отсутствует!

У них был умирающий внутри матки ребенок. Оставалась еще слабая надежда на то, что младенца удастся оживить, если они успеют вовремя его извлечь. Оставалось не более четырех минут, чтобы вынуть ребенка, очистить его легкие и заставить крохотное сердечко снова забиться. За пределами четырех минут мозг новорожденного подвергнется обширным и необратимым повреждениям.

— Засеките время! — приказал доктор Уилсон.

Все, кто находился в операционной, инстинктивно глянули вверх, когда стрелки электрических часов на стене, щелкнув, встали на цифру 12, а большая красная секундная стрелка пошла на первый круг.

Родовспомогательная бригада начала действовать. К столу подкатили баллон с дыхательной смесью для неотложной помощи, а доктор Уилсон в это время пытался сдвинуть с места застрявшего ребенка. Он начал манипуляцию Брехта, стараясь раскачать ребенка и повернуть его плечи так, чтобы он мог пройти через вагинальное отверстие. Все безрезультатно.

Студентка-практикантка, собирающаяся стать медсестрой, которая впервые видела, как принимают роды, вдруг почувствовала дурноту и выбежала в коридор.

Перед дверью в операционную стоял Карл Чински и нервно мял шляпу в своих мозолистых ручищах. Сегодня самый счастливый день в его жизни. Он был плотник по профессии, человек простой, веривший в ранние браки и большие семьи. Этот ребенок у них первенький, и он с трудом сдерживал свое волнение. Чински очень любил свою жену и знал, что без нее пропадет. Он думал о жене в тот момент, когда практикантка пулей вылетела из операционной, и крикнул ей:

— Как у нее дела?

Потрясенная увиденным молоденькая сестра, мысли которой были заняты ребенком, выпалила:

— Она умерла, умерла!

И бросилась прочь, чувствуя, что ее сейчас вырвет.

Лицо Чински побелело. Он схватился за грудь и стал судорожно хватать ртом воздух. Когда его доставили в палату реанимации, помочь ему уже было нельзя.

В операционной доктор Уилсон работал как машина, наперегонки со стрелкой часов. Он мог ввести руку внутрь, прикоснуться к пуповине и ощутить ее зажатость, но освободить ее никак не удавалось. Каждый его нервный импульс требовал, чтобы он вытянул наполовину родившегося ребенка силой, но ему приходилось видеть, что бывало с младенцами, которым помогали появиться на свет таким образом. Миссис Чински теперь стонала в полубеспамятстве.

— Тужтесь, миссис Чински. Сильнее! Ну!

Все напрасно. Доктор Уилсон взглянул на часы. Прошло две минуты драгоценного времени после полного прекращения циркуляции крови в мозгу ребенка. Перед доктором Уилсоном встала еще одна проблема: что делать, если ребенка удастся спасти после того, как истекут четыре минуты? Оставить его жить, чтобы он превратился в растительный организм? Или дать ему умереть быстро и без страданий? Он отогнал эту мысль и ускорил темп работы. Закрыв глаза и работая на ощупь, Уилсон целиком сосредоточился на том, что происходило внутри тела женщины. Он применил манипуляцию Морисо-Смелли-Ве — сложную серию движений, направленных на то, чтобы ослабить зажатость и освободить тельце ребенка. И вдруг сдвиг произошел. Он почувствовал, как ребенок стронулся с места.

— Щипцы Пайпера!

Акушерка быстро вложила ему в руку специальные щипцы, и доктор Уилсон ввел их внутрь и наложил на голову ребенка. Еще мгновение — и голова вышла наружу.

Ребенок появился на свет.

Раньше это всегда был момент триумфа: появившееся на свет создание, краснолицее и орущее, протестовало против той бесцеремонности, с какой его выгоняли из покойного и темного материнского лона на свет и холод.

Но с этим ребенком все обстояло иначе. Девочка была синеватого цвета и не двигалась.

Доктор взглянул на часы. Оставалось полторы минуты. Каждое движение теперь стало быстрым и автоматическим — результат многолетней практики. Обернутые марлей пальцы очистили зев ребенка, открыв воздуху доступ к отверстию гортани. Уилсон уложил ребенка на спину. Акушерка подала ему небольшой ларингоскоп, соединявшийся с электрическим отсасывающим устройством. Введя инструмент, он кивнул, и сестра щелкнула выключателем. Послышался ритмичный сосущий звук, производимый аппаратом.

Доктор Уилсон бросил взгляд на часы.

Осталось двадцать секунд. Сердцебиение отсутствует.

Пятнадцать… четырнадцать… Сердцебиение отсутствует.

Приближался момент, когда надо будет принять решение. Может быть, они и так опоздали, и повреждения мозга уже не избежать. В этих делах никогда нельзя быть полностью уверенным. Ему приходилось видеть больничные палаты, полные несчастных созданий с телом взрослого человека и разумом ребенка, а то и хуже.

Десять секунд. Пульса нет, даже тоненькой ниточки, которая дала бы ему надежду.

Пять секунд. Уилсон принял решение и надеялся, что Бог поймет и простит его. Он отсоединит провод, скажет, что ребенка спасти было невозможно. Никто не усомнится в его действиях. Он еще раз пощупал кожу ребенка. Она была холодной и липкой.

Три секунды.

Доктор смотрел на ребенка, и ему хотелось плакать. Такая жалость. Девочка-то хорошенькая. Она бы выросла и стала красивой женщиной. Интересно, как могла бы сложиться у нее жизнь. Вышла бы замуж и нарожала детей? Или стала бы художницей, или учительницей, или служащей в какой-нибудь компании? Была бы богатой или бедной? Счастливой или несчастной?

Одна секунда. Сердце не бьется.

Ноль секунд. Сердце не бьется.

Ноль секунд.