Сидни Шелдон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Выпущенные «Пан-Пасифик» телевизионные сериалы шли с успехом, и самым популярным из них был «Мой слуга Пятница». Телекомпания вела переговоры с Сэмом относительно нового пятилетнего контракта для сериала.

Сэм собирался идти на ленч, когда торопливо вошедшая в кабинет Люсиль сообщила:

— Только что поймали человека, который пытался устроить пожар в отделе реквизита. Его ведут сюда.

Он молча сидел на стуле лицом к Сэму, а два студийных охранника стояли у него за спиной. Его глаза злобно сверкали. Сэм все еще не мог прийти в себя от потрясения.

— Но почему? — воскликнул он. — Ради всего святого, почему?

— Потому что я не нуждаюсь в твоей вшивой благотворительности, — взорвался Даллас Бэрк. — Ненавижу и тебя, и эту студию, и весь паршивый бизнес. Я создал этот бизнес, сукин ты сын. Я заплатил за половину студий в этом дерьмовом городе. Тут все на мне разбогатели. Почему ты не дал мне поставить какую-нибудь картину, а вместо этого пытаешься откупиться от меня, притворяешься, платишь за кучу какого-то мусора, краденных сказочек? Ты бы у меня купил даже телефонный справочник, Сэм. Мне не нужно было от тебя никаких подачек — я хотел получить работу. Из-за тебя я подохну неудачником, и никогда тебе этого не прощу, подонок!

После того как Далласа Бэрка увели, Сэм еще долго сидел и думал о нем, вспоминая великие дела, которые он совершил, и великолепные фильмы, которые он снял. В любом другом бизнесе Даллас Бэрк стал бы героем, председателем правления фирмы или ушел в отставку с «жирной» пенсией и в ореоле славы.

Но здесь господствовал беспощадный мир кинобизнеса!

В начале 50-х годов успех сопутствовал Тоби Темплу. Он выступал в самых известных ночных клубах: «Ше Пари» в Чикаго, «Латинском казино» в Филадельфии, «Копакабане» в Нью-Йорке; на бенефисах, в детских больницах, в благотворительных концертах. Он готов был работать для кого угодно, где угодно и когда угодно. Ему нужны были только аплодисменты публики и ее любовь. Темпл с головой ушел в шоу-бизнес. Везде в мире происходили большие события, но для Тоби они были лишь материалом для его номеров.

В 1951 году, когда уволенный генерал Макартур изрек: «Старые солдаты не умирают — они просто постепенно становятся невидимыми», Тоби сказал: «Здорово! Надо попробовать их стиральный порошок».

В 1952 году, когда была сброшена водородная бомба, Тоби отреагировал так: «Это что! Вы бы видели, что творилось на моей премьере в Атланте!»

Стал президентом Айк, умер Сталин, молодые американцы носили шляпы а-ля Дейви Крокет, а в Монтгомери прошел автобусный бойкот.

Когда Тоби преподносил свои жалящие остроты с изумленным видом озадаченного простодушия, публика хохотала до слез.

Вся жизнь Тоби состояла из «гвоздевых» фраз. «Ну, он говорит: «Подожди минутку, я возьму шляпу и пойду с тобой…», и «…по правде говоря, оно так аппетитно выглядело, что я съел его сам!», и «…я был легавым…», и «…теперь у меня есть ты, а парохода нет…», и «я такой невезучий». Мне всегда выпадает роль, где надо есть…» и так далее, и так далее, а зрители смеялись до слез. Публика любила его, а он питался этой любовью, взрастал на ней и поднимался в своем мастерстве все выше и выше.

Но внутри у Тоби жило какое-то глубокое, неукротимое беспокойство. Он всегда искал чего-то большего. Он ничем не мог спокойно наслаждаться, потому что боялся, что мог бы в это время быть на более веселой вечеринке, или выступать перед более интересной публикой, или целовать более красивую девушку. Женщин Тоби менял так же часто, как рубашки. После случая с Милли он боялся сильных увлечений. Он вспоминал времена «Туалетного турне» и то, как завидовал комикам, у которых были огромные лимузины и красивые женщины. Теперь он всего этого достиг, но был так же одинок, как и тогда. Кто же это сказал: «Когда достигаешь того, чего хочешь, видишь, что там этого нет…»?

Тоби Темпл посвятил себя тому, чтобы стать «Номером Один», и знал, что добьется этого. Он жалел лишь об одном — о том, что мать не увидит, как сбывается ее предсказание.

Единственным, кто о ней напоминал, был отец Тоби.

Частная лечебница в Дейтройте помещалась в безобразном кирпичном здании, оставшемся от прошлого столетия. Ее стены хранили тошнотворный запах старости, болезни и смерти.

Отец Тоби Темпла перенес удар и вел почти растительное существование; это был человек с равнодушными, безразличными глазами и разумом, который не реагировал ни на что другое, кроме посещений сына. Тоби стоял в грязноватом, с зеленым ковровым покрытием, холле лечебницы, в которой содержался теперь его отец. Сиделки и пациенты с обожанием обступили его.

— Я вас видела в программе Хэролда Хобсона на прошлой неделе. Это было просто потрясающе. Как вы придумываете все эти занимательные штучки?

— Их придумывают мои авторы, — ответил Темпл, и все засмеялись его скромности.

К ним по коридору двигался санитар, везя в кресле отца Тоби. Тот был свежевыбрит, волосы его были приглажены. В честь визита сына он позволил облачить себя в костюм.

— Эй, это же Бо Бруммель! — воскликнул Тоби, и все повернулись и с завистью посмотрели на мистера Темпла, думая, как было бы хорошо иметь такого замечательного, знаменитого сына, как Тоби, который приходил бы навещать их.

Тоби подошел к отцу, наклонился и обнял его.

— Ты кого пытаешься обмануть? — спросил Тоби. Указав на санитара, он сказал:

— Это ты должен возить его, папа.

Все засмеялись и постарались запомнить эту шутку, чтобы при случае рассказать друзьям, что они слышали от Тоби. «Я тут на днях был в одной компании с Тоби Темплом; и он сказал… Я стоял совсем близко, вот как сейчас с вами, и слышал, что он говорил…»

Он стоял, развлекая собравшихся вокруг него людей, легонько «лягая» их, и им это нравилось. Он подшучивал над ними на предмет их сексуальной жизни, их здоровья и их детей, так что и они в этот краткий визит могли посмеяться над своими собственными проблемами. Наконец Тоби огорченно сказал:

— Не хочется от вас уходить, давно у меня не было такой симпатичной публики («они это тоже запомнят»), но надо немного побыть наедине с папой. Он обещал мне парочку свежих анекдотов.

Ответом был новый взрыв веселья и обожания.

Тоби и его отец находились одни в маленькой гостиной. Даже и в этой комнате витал запах смерти. «Но ведь именно здесь это и происходит, не так ли?» — подумал Тоби. Смерть? Это место предназначалось для уже ненужных матерей и отцов, которые путались под ногами. Их извлекали из задних спаленок, из столовых и гостиных, где присутствие стариков становилось источником неловкости всякий раз, когда приходили гости, помещали в эту лечебницу родные дети, племянницы и племянники. «Поверь, это для твоего же блага, отец (мама, дядя Джордж, тетя Бесс). Там будет много очень приятных людей твоего возраста. Там у тебя постоянно будет круг общения. Понимаешь, что я хочу сказать?» А на самом деле они хотели сказать вот что: «Я отправляю тебя туда умирать в компании других бесполезных стариков. Мне надоело, что за столом у тебя течет изо рта, что ты без конца повторяешь одни и те же истории, пристаешь к детям и мочишься в постель». Эскимосы поступали в этом случае честнее. Они отвозили своих стариков во льды и оставляли их там.