Сидни Шелдон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

А она командовала: «Быстрей!», или «Сильней!», или «Не останавливайся!»

И он безропотно делал все, что она приказывала. И внутренне злорадно усмехался!

Решающими периодами при выращивании лозы, как выяснил Шарль, являются весенние и летние месяцы, так как ко времени сбора винограда в сентябре он должен в равной степени получить необходимые дозы влаги и тепла. Слишком много солнца — выжжет аромат, слишком много воды — разжидит его. Июнь начался великолепно. Шарль прослушивал метеосводки по Бургундии ежедневно, сначала по одному разу в день, затем по два раза. Его лихорадило от нетерпения: до свершения заветной мечты оставались считанные недели! Он даже знал теперь, куда собирается сбежать: Монтего-Бэй! На Ямайке у «Роффа и сыновей» конторы не было. Там он легко может затеряться. Он даже близко не подойдет к Раунд-Хилл или Окко-Риос, где может попасться на глаза кому-либо из знакомых Элены. Он купит себе в горах небольшое поместье. На острове это стоит недорого. Он заведет себе слуг, будет отлично питаться — в общем, не отказывать себе ни в каких удовольствиях.

В эти первые дни июня Шарль Мартель был по-настоящему счастлив. Его теперешняя жизнь была сплошным унижением, но он и не жил в настоящем, он жил в будущем, в тропиках, на обласканном солнцем и ветрами острове в Карибском море.

Июньская погода день ото дня становилась лучше. Дождливые дни сменились солнечными. Как раз то, что нужно нежным плодам. И по мере того как грозди наливались соком, крепло и ширилось благосостояние Шарля Мартеля.

Пятнадцатого июня в Бургундии пошел мелкий дождь. Затем он усилился. Проходили дни, проходили недели; дождь не прекращался. Шарль перестал слушать метеосводки.

— Если дождь прекратится к середине июля, — говорил по телефону Рене Дюшами, — еще не все потеряно.

Июль этого года, как сообщила метеослужба, оказался самым дождливым за всю историю бюро погоды Франции. К первому августа Шарль Мартель потерял все свои деньги до последнего сантима. Такого страха за содеянное, как в эти дни, он никогда не испытывал.

— В следующем месяце мы летим в Аргентину, — объявила Шарлю Элена. — Я приму участие в автогонках.

Он смотрел, как она неслась по треку на своем «феррари», и думал: «Если она сломает себе шею, я свободен».

Но недаром же она была Эленой Рофф-Мартель. Сама жизнь вылепила ее для роли победителя, его же — для роли побежденного.

Победа в гонке сексуально возбудила Элену выше всяких пределов. Едва переступив порог их роскошного гостиничного номера в Буэнос-Айресе, она приказала Шарлю раздеться и лечь животом на ковер. Когда она оседлала его и он увидел, что она держит в руке, он взмолился:

— Пожалуйста, не надо!

В это время в дверь постучали.

— Merde! — выругалась Элена.

Она выждала некоторое время. Стук повторился.

— Сеньор Мартель? — раздалось за дверью.

— Оставайся на месте! — приказала Элена.

Она встала, облачила свое стройное крепкое тело в тяжелый шелковый халат и, подойдя к двери, распахнула ее. На пороге стоял посыльный в серой униформе и в вытянутой руке держал большой запечатанный конверт.

— Я должен передать это в руки сеньора и сеньоры Мартель.

Она взяла конверт и закрыла дверь. Вскрыла конверт и пробежала глазами содержащееся там сообщение, затем медленно вновь перечитала его.

— Что это? — спросил Шарль.

— Сэм Рофф мертв, — сказала она улыбаясь.

Лондон

Понедельник, 7 сентября — 14.00

«Уайтс-клуб» располагался в конце Сент-Джеймс-стрит, рядом с Пиккадилли. Выстроенный в восемнадцатом веке первоначально как игорный дом, «Уайтс» был одним из старейших клубов Англии и одним из самых недоступных. Это был клуб для избранных. Члены клуба вносили имена своих сыновей в список будущих его членов при рождении, так как очереди на вступление приходилось ждать тридцать лет.

Фасад «Уайтса» являл собой воплощение благопристойности. Огромные, с выступами, окна, выходившие на Сент-Джеймс-стрит, создавали максимум уюта для тех, кто находился внутри, и минимум возможностей удовлетворить свое любопытство для тех, кто проходил мимо них снаружи. Несколько ступенек вели к входным дверям клуба, но, помимо его постоянных членов и их гостей, редко кому удавалось подниматься по ним, чтобы пройти внутрь. Комнаты в клубе были внушительных размеров, на всем, что находилось внутри, лежала печать старины и богатства. Удобная старинная мебель: кожаные диваны, стойки для газет, удивительной работы старинные столы, удобные кожаные кресла, на которых восседали более чем с полдюжины премьер-министров страны. Специальная комната с огромным камином за бронзовой решеткой была оборудована для игры в триктрак, в столовую на втором этаже вела строгих пропорций изящно изогнутая лестница. Столовая занимала весь этаж, и в ней помещались огромный красного дерева стол на тридцать мест и пять небольших столов, располагавшихся вокруг него. На завтраках и обедах здесь можно было встретить самых влиятельных людей страны и мира.

За одним из небольших угловых столов сидел сэр Алек Николз, член английского парламента, и завтракал со своим гостем Джоном Суинтоном. Отец сэра Алека был баронетом, как до него его дед и прадед. Все они в свое время состояли членами «Уайтс-клуба». Сэру Алеку уже перевалило за сорок. Он был худощав, с бледным аристократическим лицом и обаятельной улыбкой. Он только что прикатил на машине из своего загородного поместья в Глостершире и был одет в твидовую спортивную куртку, широкие штаны и мокасины. Гость, выряженный в полосатый костюм, яркую клетчатую рубашку и красный галстук, казался лишним в этой полной достоинства и роскоши обстановке.

— У вас тут шикарно готовят, — прочавкал Джон Суинтон, дожевывая остатки огромной телячьей котлеты.

Сэр Алек утвердительно кивнул:

— Да. Времена явно переменились с тех пор, как Вольтер заявил: «У англичан тысяча вероисповеданий и только один соус».

Джон Суинтон поднял глаза от тарелки.

— Кто такой Вольтер?

— Один… один французский парень, — смущенно сказал сэр Алек.

— А, понятно.

Джон Суинтон запил котлету глотком вина, отложил в сторону нож и вилку и вытер рот салфеткой.

— А теперь, сэр Алек, поговорим о деле.

— Я уже говорил вам две недели назад, господин Суинтон, что работа идет полным ходом, но мне нужно дополнительное время, — сказал сэр Алек мягко.

К их столу подошел официант, в руках которого одна на другой стояло несколько деревянных коробок с сигарами. Он ловко поставил их на стол перед ними.

— Глупо было бы отказываться, — сказал Суинтон.

Пробежав глазами этикетки на коробках и восхищенно присвистнув, он отобрал себе несколько сигар, одну из которых закурил, а остальные положил во внутренний карман пиджака. Официант и сэр Алек сделали вид, что не заметили ничего предосудительного. Официант слегка поклонился сэру Алеку и понес сигары к следующему столу.