Роберт Хайнлайн - Избранные произведения в одном томе

— Вы меня совершенно неверно поняли. Эти временные траектории абсолютно реальны — столь же реальны, как и та, на которой мы сейчас находимся. Они целиком, всем своим существом отправились по этим дорожкам, ну словно шли по улице и свернули за угол.

— Но это же невозможно! Это противоречит закону сохранения энергии!

— Против факта не попрешь — они были, а теперь их нет. Кроме того, это не противоречит закону, просто его надо распространить на всю вселенную.

Дженкинс провел рукой по лицу.

— Да, пожалуй. Но в таком случае с ней может случиться что угодно. Она может даже погибнуть — там. А я не смогу ничем ей помочь. Господи, и зачем только мы пошли на этот проклятый семинар!

Профессор обнял его за плечи.

— А раз вы не можете ей помочь — зачем волноваться? Кроме того, у вас нет никаких причин полагать, что она в опасности. Зачем придумывать себе причины для беспокойства?

Идемте лучше на кухню и разопьем бутылку пива, пока они не вернулись.

Он мягко подтолкнул Говарда к двери.

Выпив пару бутылок пива и выкурив несколько сигарет, Дженкинс немного успокоился. Профессор продолжил разговор.

— А как вышло, Говард, что вы записались на этот курс?

— Это был единственный курс, на который я мог записаться вместе с Эстелл.

— Так я и думал. А я принял вас по своим собственным причинам. Я знал, что вас не интересует спекулятивная философия, но надеялся, что ваш твердокаменный материализм немного сдержит расхлябанность мысли, которая может возникнуть в такой группе. И вы очень мне помогли. Вот возьмите, к примеру, Элен Фишер. Она склонна проводить блестящие рассуждения, исходя из совершенно недостаточных данных. Вы помогали немного ее «приземлить».

— Говоря честно, доктор Фрост, я никогда не мог понять, к чему все эти высокопарные рассуждения. Я люблю факты.

— Но вы, техники, ничем не лучше метафизиков. Вы просто игнорируете то, что не можете пощупать руками, взвесить на весах. Если вы не можете попробовать что-то на зуб — значит, оно не реально. Вы свято веруете в механистичную, детерминированную вселенную, игнорируя при этом человеческое сознание, волю, свободу выбора — факты, известные вам самим из личного опыта.

— Но все это объясняется в понятиях рефлексов.

Профессор развел руками.

— Ну вы точно как Марта Росс. Она может что угодно объяснить с точки зрения христианского фундаментализма библейского пояса [371]. Ну почему бы вам обоим не признать, что есть вещи, вам непонятные.

Он замолк и наклонил голову набок, прислушиваясь.

— Вы ничего не слышали?

— Вроде.

— Давайте проверим. Правда, рановато, но, возможно, кто-нибудь из них уже вернулся.

Неподалеку от камина в воздухе парила фигура, облаченная в белое и распространявшая вокруг себя мягкое перламутровое сияние. Пока они нерешительно стояли в дверях, фигура повернула к ним лицо. Это было лицо Марты Росс, но чистое и просветленное до сверхчеловеческого величия. Фигура заговорила:

— Мир вам, братья!

Их охватила волна спокойствия, любви и доброты, как от материнского благословения. Фигура приблизилась, и они увидели за ее плечами длинные, широкие белые крылья классического ангела. Фрост еле слышно выругался.

— Не бойтесь. Я вернулась, как вы того хотели. Вернулась, чтобы объяснить и помочь.

Доктор вновь обрел дар речи.

— Вы — Марта Росс?

— Я отзываюсь на это имя.

— Что случилось с вами после того, как вы надели наушники?

— Ничего. Я уснула, проспала некоторое время, проснулась и пошла домой.

— И больше ничего? А почему же вы так выглядите?

— Я выгляжу так, как, по представлению детей земли, должны выглядеть Избранные Господа. Через некоторое время я отправилась миссионеркой в Южную Африку. Там мне потребовалось отдать свою земную жизнь служению Господу. Так я вошла в Град небесный.

— Вы попали в рай?

— Многие зоны я сидела у подножия Трона златого, воспевая осанны в его честь.

— Скажите, Марта — или святая Марта, — вмешался в разговор Дженкинс. — Где Эстелл? Вы видели ее?

Медленно повернувшись, фигура посмотрела на него.

— Не бойся.

— Но вы скажете мне, где она?

— В этом нет необходимости.

— Слабенькая от вас помощь, — с горечью отозвался Говард.

— Я помогу тебе. Внимай мне: возлюби Господа Бога всем сердцем своим и возлюби ближнего своего, как себя самого. Это все, что тебе надо знать.

Говард молчал; нельзя сказать, чтобы его удовлетворили слова Марты, но он не мог подобрать подходящего ответа, фигура снова заговорила:

— Мне надо удалиться. Господь да пребудет с вами.

Она мгновенно растворилась в воздухе. Фрост тронул студента за локоть.

— Идемте, нам стоит, пожалуй, глотнуть немного свежего воздуха.

Онемевший, ничего не соображающий Дженкинс не сопротивляясь последовал за профессором в сад. Некоторое время они молчали. В конце концов Говард набрался смелости.

— Вы видели ангела?

— Думаю, да, Говард.

— Но это же какой-то бред!

— Есть миллионы людей, которые не согласились бы с вами — необычно, слов нет, но — совсем не бред.

— Но это же противоречит всем современным представлениям — рай, ад, персонифицированный Бог, воскресение. Или все, во что я верил, — чушь, или я малость тронулся.

— Совсем не обязательно; более того — вряд ли. Я очень сомневаюсь, что вам доведется когда-нибудь увидеть рай — или ад. Вы будете держаться временной траектории, соответствующей вашей природе.

— Но она же казалась абсолютно реальной.

— Она и была абсолютно реальной. Я сильно подозреваю, что жизнь грядущая, какой ее представляет религия, вполне реальна для тех, кто верит в нее всем сердцем — как Марта. Но вам, скорее всего, предстоит путь, соответствующий вашим агностическим верованиям, — за исключением одного момента: когда вы умрете, то умрете не совсем, сколько бы вы ни говорили, что именно этого и ожидаете. Для человека эмоционально невозможно поверить в собственную смерть. Такое самоуничтожение просто невозможно. У вас тоже будет жизнь грядущая, но — соответствующая вашему материализму.

Но Говард не слушал. Он подергал себя за нижнюю губу и нахмурился.

— А скажите, док, почему все-таки Марта не сказала мне, что случилось с Эстелл? Непорядочно как-то.

— Сомневаюсь, что она знала. Марта направлялась по временной траектории, очень мало отличающейся от нашей, Эстелл захотела испробовать путь, ведущий далеко в прошлое — или будущее. Они практически не существуют друг для друга.

И тут из дома донесся голос, чистое, звонкое контральто.

— Доктор! Доктор Фрост!

Дженкинс резко повернулся.

— Это Эстелл!

Они помчались в дом, профессор мужественно старался не отставать от своего молодого собеседника.