Джордж Оруэлл - Избранные произведения в одном томе

Флори встал. Время пришло, он должен. Сердце трепыхалось в горле и мешало вздохнуть. Из того, что говорилось Макгрегором, ясно было — сейчас Флори одной фразой может обеспечить доктору прием в клуб. Ох, как начнут душу точить! Какой адский поднимут гвалт! И что вдруг его дернуло дать обещание доктору? Ну, никуда не денешься: дал слово, так не нарушишь. А ведь совсем недавно и нарушил бы, причем легко и просто — как истинный пакка-сахиб. Теперь нельзя. Придется через все это пройти. Он повернулся в профиль, чистой щекой к собранию, заранее слыша свой виновато шелестящий голос.

— Наш друг Флори хочет что-то добавить?

— Да. Я предлагаю выбрать доктора Верасвами.

Поднялся такой крик, что председателю клуба пришлось, постучав по столу, напомнить, что за стеной дамы. Эллиса, впрочем, это ничуть не тронуло. Бледный от бешенства, он подскочил к Флори, и они уже столкнулись лицом к лицу, в боевой стойке.

— Заберешь подлые свои слова обратно, сволочь проклятая?

— Ни за что.

— Ах ты, свинья поганая! Подстилка негритосная! Мразь, слизь, ублюдок!..

— Порядок! Джентльмены! — призвал мистер Макгрегор.

— Нет, вы глядите, вы глядите! — чуть не плача, кричал Эллис. — Послал нас всех ради вонючки черномазого! Когда мы все были согласны! И только мы плечом к плечу, чтоб не пустить к нам чесночную вонь, — нате-ка вам! Господи, у кого кишки не вывернет, глядя на этого!..

— Подай назад, Флори, старик, — урезонивал Вестфилд. — Не будь чертовым олухом!

— Проклятый большевизм, чтоб его! — подал голос Лакерстин.

— Да говорите что хотите! Мне все равно. Не вам — Макгрегору решать.

— Так вы, э-э, решительно настаиваете на своем предложении? — уныло проговорил мистер Макгрегор.

— Да.

— Жаль, — вздохнул председатель клуба. — Что ж, в таком случае, я полагаю, выбора у меня не остается.

— Стойте, стойте! — плясал рядом осатаневший Эллис. — Не поддавайтесь! Голосуем! И если этот сукин сын не кинет, как все, черный шар, мы его самого из клуба вышвырнем, а потом… Ладно! Эй, бармен!

— Сахиб? — явился на зов лакей.

— Тащи урну для бюллетеней и шары!

Бармен исполнил приказание и, получив от сахиба Эллиса благодарное «пшел вон!», исчез. В салоне с некоторых пор сделалось совсем душно (опахало почему-то перестало шевелиться). Мистер Макгрегор, неодобрительно поджав губы, однако сохраняя вид непреклонной беспристрастности, встал и выдвинул из деревянного саркофага для голосования два ящичка, где хранились черные и белые шары.

— Напоминаю, господа, порядок процедуры. Мистер Флори предлагает суперинтенданта доктора Верасвами, хирурга гражданской службы, кандидатом в члены этого клуба. Ошибочно, на мой взгляд, весьма ошибочно, но что ж! И прежде чем приступить собственно к голосованию…

— И чего тут вокруг да около? — отмахнулся Эллис. — Вот он, мой голос! А вот за Максвелла! — Он бухнул два черных шара в прорезь урны и внезапно, в очередном припадке ярости, выхватил, опрокинул на пол ящик белых шаров. Гладкие кругляши со стуком раскатились по всем углам. — Так-то! Ну, давай подбирай, кому охота!

— Кретин! Совсем свихнулся? Думаешь, поможет?

— Сахиб!

Громкий возглас заставил всех вздрогнуть и оглянуться. Над перилами балконной террасы торчало испуганное лицо чокры; одной тощей рукой он уцепился за верхний брус, другой — взволнованно махал в сторону реки.

— Сахиб! Сахиб!

— Да что там? — нахмурился Вестфилд.

Все бросились к парапету. Сампан, который Флори видел у дальнего берега, теперь причалил почти к самой лужайке, и кто-то крепил его веревкой к ветвям прибрежного куста. Из лодки на берег выбрался бирманец в изумрудном гаунбауне.

— Это ж один из лесников Максвелла, — изменившимся голосом сказал Эллис. — Господи Боже! Что еще стряслось?

Лесник, увидев мистера Макгрегора, торопливо поклонился и озабоченно повернулся к сампану, из которого четверо крестьян с трудом вытаскивали странный большой сверток. Длинный, футов шесть, и замотанный тряпками, как мумия. У наблюдавших похолодело внутри. Лесничий взглянул на балконную террасу, понял, что войти можно лишь с другой стороны, и повел крестьян ко входу по огибающей здание дорожке. Носильщики положили сверток на плечи, как могильщики гроб. Даже лицо на миг заглянувшего в салон бармена побелело, вернее, стало серо-бежевым.

— Бармен! — резко окликнул его мистер Макгрегор.

— Сэр?

— Быстро закройте дверь комнаты для бриджа. Не отпирайте. Мэм-сахиб не должны увидеть.

— Да, сэр!

Бирманцы, несущие странный груз, тяжело топали по коридору. Переступив порог, первый грузчик поскользнулся и едва не упал — наступил на один из раскатившихся белых шаров. В комнате бирманцы опустились на колени, бережно положили ношу на пол и, сложив ладони, почтительно склонили головы. Вестфилд бросился к свертку и отвернул край тряпичного кокона.

— Господи! Ничего себе! — сказал он, как-то не слишком удивившись. — Эх ты, мальчонка наш несчастный!

Лакерстин, глухо замычав, отступил в дальний угол. С той секунды, как сверток вынули из лодки, все знали, что это. Тело Максвелла, чуть не в куски изрубленное дахами родичей того парня, которого он застрелил.

Гибель Максвелла потрясла Кьяктаду. Эхо этого потрясения прокатилось по всей Бирме, и случай — «жуткий случай в Кьяктаде, помните?» — обсуждался еще много лет после того, как имя самого зарубленного молодого инспектора лесов было забыто. Личным горем смерть Максвелла никого не опечалила. Что ж, еще один «славный парень» из бирманского легиона славных парней, с кучей приятелей, без единого друга. И тем не менее товарищи отнюдь не остались равнодушными, возмутившись, а первое время просто обезумев от гнева, — убит белый ! Какой англичанин на Востоке при этом не содрогнется? Бирманцев хоть сотнями коси, но поднять руку на белого ! Злодейство! Кощунство! Труп несчастного Максвелла, несомненно, требовал мести. Оплакали эту гибель лишь искренне привязавшийся к молодому англичанину бирманец-лесничий, который доставил тело, да кое-кто из слуг.

Нашелся и тот, кого смерть Максвелла необычайно порадовала.

— Истинный дар небес! — разъяснял жене У По Кин. — Я сам не мог бы устроить лучше. Нужна была эффектная, с кровью, деталь, чтобы этот бунт приняли всерьез. И пожалуйста, как по заказу! Скажу тебе, Кин-Кин, есть, видно, какая-то высшая сила, которая оказывает мне покровительство!

— Стыда у тебя нет, вот что! Не пойму, как ты можешь такое говорить? Неужели не боишься убийство взять на свою душу?

— Я? С какой стати? Я-то и цыпленка никогда не зарезал.

— Ты ищешь выгоду от смерти бедного мальчика.

— Выгоду? Разумеется. А почему бы нет? Кто-то кого-то решил убить, и мне от этого большая польза, так разве я виноват? Рыбак живую рыбку из воды выловил — очень неправедно он поступил. Но существует ли запрет есть рыбу? Нет такого. Так почему бы рыбку, раз она уже мертва, не съесть ? Получше, милая моя, вникай в священные установления жизни!