Джордж Оруэлл - Избранные произведения в одном томе

Дороти молчала. Ее пронзил новый жестокий укор совести — гадкие, так и не склеенные ботфорты: пока она тут прохлаждается, уже один сапог по крайней мере мог бы быть сделан. Вот только усталость неодолимая. Какой тяжелый день — от утреннего десятимильного велопробега с доставкой Приходского журнала до вечернего чая у Дружных Матерей в душной дощатой комнатушке позади зала церковных собраний. Каждую среду Матери собирались для неспешных чаепитий и вышивания салфеточек, а Дороти при этом «развивала» их чтением вслух; в настоящее время дочитывалась «Дева из Лимберлоста» Джин Страттон Портер. Обязанности такого рода почти целиком лежали на Дороти, поскольку в их приходе обычную фалангу активисток («церковных кур», как говорят в народе) попеременно составляли четыре или пять женщин, не больше. И среди них одна лишь всецело преданная постоянная помощница — мисс Фут, девушка тридцати пяти лет, долговязая, с мордочкой перепуганного кролика. Но она («удивительно забавное создание», напоминавшее Варбуртону «комету, которая, выставив кроличье тупое рыльце, мчится по фантастической орбите и никогда не прибывает вовремя») вечно впадала в панику и все проваливала. Ей еще можно было поручить церковное убранство, однако невозможно было доверить ни Матерей, ни школьников, так как набожность ее содержала некий сомнительный оттенок: она однажды по секрету сказала Дороти, что лучше всего возносить молитву под голубым шатром небес.

Сразу по окончании чаепития Дороти убежала в церковь, чтобы поставить свежие цветы у алтаря. Затем с трудом отстукала текст новой отцовской проповеди; машинка, изготовленная еще до Бурской кампании, еле держалась, шрифт едва читался, о четырех страницах в час мечтать не приходилось. Затем, после ужина, дотемна и до сильнейшей боли в спине, полола грядки. И вот так с одного на другое, третье, десятое… — сегодня она замучилась, как никогда.

— Мне в самом деле пора прощаться, — настойчивее повторила Дороти, — уже, наверно, очень поздно.

— Прощаться? — пожал плечами Варбуртон. — Вздор какой! Вечер же только начался.

Сигару он докурил и прохаживался, покоя обе руки в карманах. Исчезнувший зловещий призрак ботфортов явился снова. Она сделает этой ночью не один мерзкий сапог, а всю пару, внезапно решила Дороти, и это будет наказанием за попусту растраченный здесь час. Но едва в уме начал складываться крой подъема и голенища, она заметила, что Варбуртон несколько подозрительно притих за ее креслом.

— Который час? — спросила Дороти.

— Примерно пол-одиннадцатого, полагаю. Однако люди, нам подобные, не думают о таком пошлом предмете, как время.

— Ну, если половина одиннадцатого, мне нужно срочно убегать, у меня еще есть работа перед сном.

— Работа? Ночью? Невозможно!

— А для меня возможно. Мне еще надо сделать пару ботфортов.

— Пару чего? — искренне изумился Варбуртон.

— Ботфортов. Для детского спектакля; мы клеим все оформление из упаковочной бумаги.

— Клеим! Из упаковочной бумаги! Господи Боже, бесподобно! — Варбуртон бормотал без передышки (в основном чтобы потоком слов закамуфлировать осторожное приближение к креслу). — И это ты называешь жизнью? Посреди ночи канителиться с бумажками и клеем! Должен признаться, я иногда чуточку отвлекаюсь от своих горестей, радостно вспомнив, что я не дочь священника.

— Мне кажется… — начала Дороти.

В этот момент незримые ладони тихонько обняли ее за плечи — Дороти тотчас изогнулась в попытке вырваться на волю, но Варбуртон притиснул ее обратно.

— Расслабься, — миролюбиво попросил он.

— Пустите меня!

Варбуртон легонько провел пальцами по ее руке от локтя до плеча. Сделано это было осторожно, неторопливо, с нежностью знатока, ценителя женского тела, истинного гурмана.

— У тебя необыкновенно волнующие руки, — проговорил он. — Как случилось, что ты смогла столько лет оставаться в девушках?

— Сейчас же отпустите! — снова вступила в борьбу Дороти.

— Но отпускать что-то не слишком хочется, — возразил Варбуртон.

— Пожалуйста, не надо меня гладить! Мне неприятно!

— Ах, странное дитя! Ну почему же неприятно?

— Я говорю вам — мне не нравится!

— Только не оборачивайся, — еще нежнее погладил ее Варбуртон. — Ты, кажется, не оценила всей деликатности моих маневров с тыла: начнешь вертеться — вынуждена будешь увидеть довольно пожилого, в придачу жутко лысого господина, а если будешь сидеть спокойно, сможешь вообразить, что это Айвор Новелло [194] Новелло Айвор (1893–1951) — английский актер, звезда немого кино. .

Дороти глядела на руку, ласкавшую ее: мужская крупная рука с широкой розовой ладонью, с пучками рыжеватых волос на толстых пальцах… Лицо ее вдруг сильно побледнело, вместо негодования возникла гримаса страха и отвращения. Она отчаянно рванулась, вскочила и повернулась к Варбуртону:

— О, если бы вы только не делали этого! — Голос прозвучал не столько гневом, сколько горестной жалобой.

— Да что с тобой?

Варбуртон распрямился, беспечный и беззаботный как всегда, но посмотрел на Дороти чуть пристальней. Она заметно изменилась. И не одна бледность была тому причиной, ее взгляд стал диким, замкнутым, тревожным — странным. Он вдруг почувствовал, что ранил ее чем-то, чего не понимал, а она, может, вовсе не хотела ему открыться.

— Что с тобой? — переспросил он.

— Зачем вы это всегда, при каждой встрече со мной?

— «Всегда, при каждой встрече» — преувеличение, — отметил Варбуртон. — Благоприятная возможность с тобой выпадает крайне редко. Но если тебе в самом деле так не нравится…

— Очень не нравится! Вы знаете, не нравится!

— Ну и прекрасно! Тогда завершаем этот раунд, — великодушно предложил Варбуртон. — Поговорим о чем-нибудь другом.

Полнейшее бесстыдство. Похоже, это было главным в его характере. Только что попытавшись соблазнить Дороти и потерпев позорное фиаско, он совершенно невозмутимо собирался и дальше вести приятный разговор.

— Я ухожу, — сказала Дороти. — Я не могу здесь больше оставаться.

— Да ерунда! Забудь и сядь. Обсудим нравственный базис теологии, или соборную архитектуру, или программу по кулинарии для девочек — любая тема, выбор за тобой. Сама подумай, каково мне будет сейчас остаться в скорби и одиночестве, когда ты бессердечно меня покинешь.

Но Дороти упорствовала. Стойкость, кстати, крепилась дополнительным моментом. Конечно, если уж ее приятель настроился на штурм, то, что бы он ни обещал, атака вскоре возобновится. Однако, помимо наглых приставаний, основу его уговоров не спешить составляло свойственное всем бездельникам нежелание спать по ночам и абсолютное непонимание цены времени. Позволь вы Варбуртону, он бы продержал вас за болтовней до трех, а то и четырех утра. Даже когда Дороти вырвалась наконец из его дома, он шел рядом с ней по песчаной лунной аллее, ни на секунду не закрывая рта, причем вел разговор в таком очаровательном шутливом стиле, что она больше не могла сердиться.