Джеймс Шмиц - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Какие новости в отношении девять и две?

Хелен вскинула голову и одарила его ослепительной улыбкой:

— Вы имеете в виду Барбару?

— Конечно.

— Утром по её просьбе звонил врач. Он осмотрел её в субботу. У неё несколько повышенная температура, головокружения, различные болячки, в которых обычно не признаются, например расстройство желудка. В то же время, как считает этот врач, и это, естественно, его личное мнение, обнаружилось и кое-что неожиданное. Вас это интересует?

— Еще бы!

— Так вот, у него сложилось впечатление, что с тех пор, как он осматривал девушку в последний раз примерно с год назад, в её личности произошли серьезные перемены.

Хэммонд кивнул:

— Это лишь подтверждает наши собственные наблюдения. Хорошо… Держите меня в курсе.

Но к шестнадцати часам, когда наконец померкли экраны дальней связи, он вызвал Хелен Венделл.

— Я все время думаю об этой девушке. Это на уровне предчувствия, поэтому не могу им пренебречь. Позвоните-ка Барбаре.

Спустя минуту Хелен сообщила:

— Сожалею, но на звонки никто не отвечает.

— Пришлите её личное дело. Мы столкнулись с чем-то необычным, и я хочу удостовериться, что ничего не упустил.

Через несколько минут, листая страницы личного дела Барбары, он натолкнулся на фотографию Вэнса Стрезера. От неожиданности он вскрикнул.

— Что такое? — поинтересовалась Хелен.

Хэммонд рассказал ей о перепалке между Глоуджем и Стрезером, свидетелем которой он оказался на прошлой неделе.

— Конечно, — закончил он свой рассказ, — тогда я не усмотрел никакой связи между Барбарой и этим молодым человеком. Но в её досье есть его фотография. Принесите-ка мне личное дело Глоуджа.

— Судя по всему, — сказала Хелен, — изменения в характере доктора стали проявляться два месяца тому назад, когда умерла его сестра. Это один из типичных случаев внезапных и опасных перемен, основанных на личной мотивации. — Она мрачно добавила: — Мне следовало бы обратить внимание на этот момент. Ведь нередко потеря близкого человека очень сильно влияет на людей.

Хелен сидела в салоне квартиры, которой располагал Хэммонд в Исследовательском центре Альфа. Дверь, ведущая в кабинет, была закрыта. В зияющем чреве огромного сейфа, вделанного в противоположную стену, виднелись два ряда личных дел сотрудников, расставленных в металлических секциях в строгом порядке. На столе у Хелен лежали два таких досье — на Генри Глоуджа и Барбару Эллингтон. Хэммонд стоял рядом со своей сотрудницей.

— А что вы скажете об этой поездке на восток страны, которую он совершил в начале месяца? — спросил он.

— Доктор провел три дня в имеющемся у него там доме, занимаясь, так сказать, продажей имущества как своей сестры, так и собственного. У них была загородная резиденция — старая заброшенная ферма, переоборудованная под частную лабораторию. Это идеальное место для проведения тайных опытов. Но на ком? Может быть, на приматах? Маловероятно. Не так-то просто достать их нелегально, за исключением мелких гиббонов. Подопытные животные такого рода представляли бы серьезную потенциальную опасность для проекта Глоуджа. Поэтому не остается сомнений в том, что он намеревался работать над людьми.

Хэммонд согласился с ней. На его лице застыло почти страдальческое выражение.

Хелен взглянула на шефа:

— Вы, кажется, обеспокоены. Можно предполагать, что до настоящего времени Барбара и Вэнс получили каждый по две инъекции. Это продвинет их на уровень эволюции, который они достигли бы нормальным путем через пятьдесят тысяч лет. Я не вижу в этом ничего катастрофического.

На лице Хэммонда появилась вымученная улыбка:

— Не забывайте, что мы имеем дело с одним из «осемененных» видов животного мира Земли.

— Конечно, но пока что дело не пошло далее скачка в развитии на пятьдесят тысяч лет!

Хэммонд с симпатией посмотрел на Хелен.

— Мы с вами, — сказал он, — находимся всего лишь на низших ступенях лестницы эволюции, и нам трудно представить эволюционный потенциал генов вида «ХОМО ГАЛАКТИКУС».

— Мой небольшой коэффициент меня вполне устраивает, — рассмеялась Хелен.

— Хорошо её запрограммировали, — еле слышно прошептал Хэммонд.

— Но я согласна с вашим анализом. Что вы намереваетесь делать с Глоуджем?

Хэммонд решительно повел плечами:

— Необходимо немедленно остановить эксперименты на людях. Передайте Эмису: пусть он блокирует сотрудниками службы безопасности все выходы. Нельзя допустить, чтобы Глоудж покинул здание. А если Вэнс и Барбара попытаются сюда проникнуть, пусть их задержат. Когда передадите Эмису это распоряжение, отмените все мои встречи на сегодня.

После этих слов Хэммонд ушел в свою комнату и вернулся переодетый для выхода в город.

— Я позвонила Эмису, — сообщила Хелен. — Связалась и с кабинетом Глоуджа. Его секретарша сказала, что с час тому назад тот вышел из здания.

— Объявите общую тревогу, — поспешно распорядился Хэммонд. — И пусть Эмис поставит двух своих людей перед домами, где проживают Вэнс и Барбара.

— Куда вы сейчас направляетесь?

— Сначала к Барбаре, затем к Вэнсу. Лишь бы вовремя мне удалось прийти!

По лицу Хелен, видно, пробежала тень, поскольку он добавил с натянутой улыбкой:

— Судя по вашему выражению, вы считаете, что я чрезмерно втягиваюсь в это дело!

Красавица-блондинка в ответ понимающе улыбнулась:

— Каждый день на этой планете убивают тысячи людей. Грабят сотни тысяч, совершают немыслимое количество актов насилия меньшего значения. Людей избивают, душат, оскорбляют, унижают, надувают… И я могла бы ещё долго продолжать в таком духе. Если мы ввяжемся в этот цирк, с нами будет покончено.

— Я симпатизирую Барбаре, — признался Хэммонд.

— Я тоже, — спокойно ответила Хелен. — Но все же, что, по-вашему, происходит?

— Думаю, что Глоудж сумел ввести им первую инъекцию в ту среду, а вторую — в пятницу. Это значит, что третью он должен сделать сегодня. Именно этому я и должен помешать.

И он поспешно вышел.

Глоудж начал нервничать. День истекал, и он ни о чем другом, как о своих двух подопытных, уже думать не мог. Его раздражало, что он не может держать их обоих под рукой и наблюдать за действием сыворотки. Понедельник был для него последним днем.

«Смешная, однако, сложилась ситуация! — подумал он про себя. — Идет самый крупный за всю историю человечества эксперимент, а никого нет, кто бы мог с научных позиций наблюдать за результатами второй инъекции, которая имеет решающее значение!»

К этим заботам примешивалось и другое чувство. Глоудж БОЯЛСЯ!

Он не мог забыть молодого человека. У слишком многих подопытных животных он отмечал точно такие же симптомы, чтобы обманываться на счет Стрезера. Негативная реакция на сыворотку, появление расстройства в работе внутренних органов, болезненный вид, борьба, которую развернули клетки тела, — все это было доказательством того, что организм и его химия терпят поражение.