Джек Чалкер - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Козодой вздохнул:

— Да, похоже, в чем-то ты прав. — Он сделал вид, что задумался, хотя разработал план действий еще на пути сюда. — У нас действительно осталось только каноэ, но оно прочное, остойчивое, хорошей работы и наверняка стоит того немногого, что я прошу.

— Ха! А на чем же вы тогда поплывете?

— Попробуем устроиться к кому-нибудь из проезжающих, а если не выйдет, отправимся пешком.

— Нет. У меня здесь сотня каноэ, и всего двадцать человек, которые умеют с ними обращаться. Новые каноэ мне не нужны. Подумай еще.

— Я не вижу ничего другого.

— Только глупец попрется на юг лишь затем, чтобы представить старому друг хорошенькую молодую жену. Я вижу, тебе очень нужно добраться до этого человека, — с проницательным видом сказал Ревущий Бык. — Мне кажется, что ты не так уж окончательно развязался с Консилиумом, как говоришь. Вот что я тебе скажу. Ты получишь крепкую одежду, оружие, припасы, и к тому же я дам тебе проводников. Хорошая обувь, надежное копье, стальной нож и охрана в пути — по-моему, неплохо?

Козодой почуял неладное:

— И какова твоя цена?

Ревущий Бык нагнулся к нему и понизил голос:

— Друг мой, будем честны между собой. Я уже очень долго живу здесь, на перепутье, и повидал всякое. Не раз здесь проходили люди, которые думали, что в состоянии одолеть Систему. Они были очень похожи на тебя, хотя принадлежали к разным народам и направлялись в разные места. За здорово живешь никто не уходит из Консилиума. Одних просто выбрасывают, и этим еще повезло, как твоему другу, а другие возвращаются с поврежденным рассудком, и таких значительно больше. Может быть, ты действительно ушел из Консилиума, но и хайакутов покинул навсегда. Я это чую. А раз так, значит, ты знаешь что-то такое, о чем и подумать страшно. В твоем положении никакая цена не может считаться слишком высокой. А я всего лишь торговец.

— Продолжай, — нервно сказал Козодой.

— Есть одна вещь, которой мне всегда недоставало. Наши женщины хороши, но они принадлежат и моим людям тоже. Отдай мне свою жену, и за пять дней я доставлю тебя целым и невредимым в жилище Бегущего по Грязи.

— Я люблю ее и, кроме того, обязан ей жизнью. Она не предмет для торговли. Скорее мы пустимся вплавь голыми.

Ревущий Бык усмехнулся:

— Можешь попробовать прямо сейчас, сынок. В глубине души ты знаешь, что тебя ожидает смерть — а значит, и ее. А так и ты постараешься выполнить свой долг, и она останется в живых. По-моему, это вполне честно.

— Да, она останется в живых — рабыней в Иллинойсе.

Вождь пожал плечами:

— Все, что с нами случается, предначертано Великим Духом. Сделав выбор, ты создал свою судьбу, и она привела тебя сюда. Теперь настала пора выбирать снова.

— А если я откажусь?

— Листья начинают опадать. С севера идет холод, и он будет становиться все сильнее. Я не лишен сострадания. Вы можете спать в хлеву, и я прикажу подобрать вам что-нибудь из одежды, благопристойности ради, хотя, боюсь, от холода это не спасет. Корм для животных сгодится и человеку, если выбрать хорошенько. Ступай — и подумай над моим предложением. Но предупреждаю тебя, если вас поймают на самой мелкой краже, мое покровительство тут же закончится, и оба вы превратитесь в рабов. — Вождь ухмыльнулся. — Большего я не могу для тебя сделать.

Это было поистине так.

«Что-нибудь из одежды» оказалось двумя кусками кожаного шнура и старыми тряпками, которыми можно было едва прикрыть наготу. Всем жителям деревни было запрещено заговаривать с ними, и, следовательно, о том, чтобы подыскать себе союзника, не могло быть и речи.

Они жевали подгнившие, червивые яблоки и обсуждали свое положение. Козодой рассказал Танцующей в Облаках о предложении Ревущего Быка.

Она выслушала его с серьезным лицом, но ничуть не удивилась и, помолчав, сказала:

— Прежде всего надо хорошенько все взвесить. Оставаться здесь надолго нельзя. Можем ли мы надеяться на милосердие других торговцев?

Козодой покачал головой:

— Нет. За нами постоянно следят, и никто из проезжающих не рискнет взять нас с собой, потому что торговцев мало, а воинов в деревне много. Первая забота торговца — это его торговля. Бежать отсюда бессмысленно. Даже если нам это удастся, придется подниматься по берегу Огайо, а это значит, что потом мы волей-неволей опять поплывем мимо этого места. Переплывать же любую из двух рек крайне опасно; там, где они сливаются, вода буквально кипит, и к тому же они слишком широки, во всяком случае, для меня.

— Можно просто столкнуть в воду наше каноэ и вверить себя духам реки.

— Без весел нас тут же опрокинет; и когда нас вытащат, договориться уже не удастся. Она подумала еще немного:

— Быть может, этот вождь удовлетворится меньшим? Он подозрительно взглянул на нее:

— Что ты имеешь в виду?

— Судя по луне, срок моих месячных уже почти прошел. Сейчас, наверное, безопасное время. Может быть — ночь в его постели в обмен на два весла?

— Нет!!! И не думай об этом! Он только еще больше распалится, а мы полностью в его руках. Он не отнял тебя сразу исключительно потому, что у них тут существует какой-то извращенный кодекс чести, но полагаться на него во всем — глупо. Он кичится тем, что поступает честно, но с женщиной торговаться не станет. Это бесполезно.

Танцующая в Облаках вздохнула.

— Значит, остается только сражаться, — решительно сказала она.

Разговор с матерью нанес Сон Чин еще одну душевную рану. Она всегда считала ее необыкновенной женщиной, потому что та не раз вступала в споры с отцом и частенько одерживала верх над холодным умом хайнаньского военачальника.

— Не позволяйте ему этого! — умоляла Сон Чин. — Пожалуйста! Брак — да. Это часть моего долга, и я исполню его, но то, что он задумал, — это же убийство!

— Присядь, моя более чем непочтительная дочь, и выслушай то, что я тебе скажу, — ответила мать. — Твои слезы не трогают моего сердца, потому что ты оплакиваешь только себя, а не других. Садись и слушай.

— Моя дорогая почтенная матушка, я…

— Не говори мне этих слов, за ними ничего нет. Этот мир в равной степени жесток ко всем, но твоя жизнь была настолько привилегированной, что ты даже понятия не имеешь, как живут другие твои сограждане. Конечно, ты ловко изображаешь крестьянку в нашем маленьком театре, но это совсем не то. Ты знаешь, что это всего лишь игра, и, когда закончится день, ты вновь вернешься к своим шелкам, цветам и изысканным блюдам. Безусловно, я не имею в виду Центр — я говорю сейчас лишь о том, что происходит здесь, на этом острове, в нашей родной провинции.

К подобным поучениям Сон Чин привыкла и терпеливо ждала, когда мать покончит с новой вариацией избитой темы и перейдет к делу.