Джон Браннер - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Положению Брауна не позавидуешь, — не без самодовольства ответил Энжерс. — Насколько мне известно, он отказался от своего намерения, как только узнал, что мы собираемся сделать то же самое. Люкас говорил, что Браун немного запутался. Вероятно, закрутился с дельцем, которое состряпал его дружок Домингес.

— Браун не похож на человека, которого легко сбить с толку, — вставил я. — А что сделал Домингес?

— Разве вы не знаете? В конце прошлой недели в «Тьемпо» опять появился пасквиль за подписью Христофоро Мендосы, в котором он в заносчивой форме защищал Домингеса от обвинений Ромеро. Домингес написал открытое письмо в «Тьемпо» и «Либертад», заявив, что не нуждается в поддержке печатного органа партии, чьи лидеры средь бела дня способны совершать убийства.

— И «Тьемпо» опубликовала его письмо?

— Нет, конечно, нет. Но «Либертад» это сделала.

Я в задумчивости кивнул головой.

— Итак, он предпочел вступить в союз с партией, которая совершает убийства ночью?

— Что вы имеете в виду, Хаклют? — спросил Энжерс ледяным тоном.

— Ничего, — спокойно ответил я. — Абсолютно ничего. Я ведь должен быть объективен, не забывайте! Я считаю своим долгом одинаково беспристрастно относиться к обеим партиям.

— Но ведь гражданскую и народную партии и сравнить нельзя! — заключил Энжерс не терпящим возражений тоном.

Решив не вдаваться в бесплодное обсуждение, я попросил его подробнее рассказать о Домингесе.

— Мне больше нечего добавить, — резко ответил он. — Кроме того, что Ромеро теперь, естественно, имеет зуб на Брауна. Браун, видимо, подстрекал Домингеса… Понимаете?

— Написать в «Либертад»?

— Ну что вы! — с раздражением воскликнул Энжерс. — Конечно, нет. Не могу понять, Хаклют, к чему вы клоните. Но сегодня вы явно хотите казаться тугодумом.

— У меня голова устала от цифр, — ответил я. — Хотя любые расчеты мне порой понятнее политических интриг. Корда мне надо явиться в суд?

— Возможно, сегодня после обеда. Я сообщу вам дополнительно.

Меня попросили быть в суде к половине второго. Однако, как выяснилось позже, мне не следовало спешить. Я едва не стоптал башмаки, шагая взад и вперед по приемной в напрасном ожидании, пока наконец не появился один из служащих и не сообщил мне, что судебное заседание на сегодня закончилось. Мне оставалось только крепко выругаться по поводу волокиты в местном судопроизводстве.

Проходя мимо зала заседаний, я увидел, как в коридор, с грохотом хлопнув дверью, выскочил Толстяк Браун. Увидев меня, он остановился.

— Добрый вечер, Хаклют, — сказал он. — Предупреждаю, сделаю из вас отбивную, если Люкас притащит вас с собой. Расправляться со свидетелями — мой конек. А эти типы слишком уж возомнили о себе. Пойдемте, пропустим по одной. Правда, это несколько необычная картина, когда адвокат истца выпивает со свидетелем защиты. Узнав, Люкас непременно разразится бранью, обвинив меня в попытке подкупа. Да черт с ним, с этим Люкасом! Пошли!

Мне было безразлично, с кем сидеть после столь бездарно потерянного времени. Мы зашли в тот же бар, в котором были после смерти Герреро. Браун заказал один из своих любимых местных напитков. Я попросил принести водки. Мы чокнулись.

— Не хочу уточнять, что вы намерены говорить в роли свидетеля, — произнес он, отпив из бокала. — Скорее всего вы заявите, что просто будете отвечать на вопросы. Я же предпочитаю на процессах импровизировать. Нащупав слабые места свидетеля, я бью по ним. Надеюсь, я вас не очень напугал?

— Не особенно, — ответил я.

— Не будем больше говорить об этом деле, — предложил он. — Э… э… Вы поняли суть истории с Мигом?

— Что он отмежевался от статьи, которая появилась в «Тьемпо»? Энжерс мне рассказывал.

— Ага. Думаете, мы с Мигом были единственными в Вадосе, кто знал обо всем с самого начала? Хитро! Ловко! Мне следовало бы подумать об этом раньше.

— О чем?

Он посмотрел на меня с некоторым изумлением. Его глаза превратились в узкие щелки, когда он разразился громовым хохотом.

— Вы в самом деле сочли, что он отказался от нас? О — хо — хо-хо! Хаклют, когда вы хотите, вы кажетесь глупее самого тупого из жителей Вадоса! Это ведь так… чтобы посмешить людей! И вот вы тоже купились! Ха — ха — ха-ха!

Я ждал, пока он перестанет смеяться.

— Если вы находите, что всех так ловко обошли, — Браун начинал раздражать меня, — может быть, вы объясните в чем дело?

— Среди юристов я всегда оказываюсь козлом отпущения. Миг попал в весьма затруднительное положение. Ромеро, как только мог, подмочил его репутацию. Вот Мигу и надо было обелить себя в глазах почтенных жителей Вадоса. Потому и появилось то «достойное» заявление. Все это болтовня, понятно, но жители Вадоса, как я уже говорил, непростительно тупы. Во всяком случае, люди смотрят теперь на Мига другими глазами и говорят: «Не такой уж, видно, плохой он парень! Правильно поступил!» В результате произошел поворот в общественном мнении. Ромеро не знает, останется ли он на своей должности, чтобы закончить то, что он задумал с Тесолем. Вы, наверное, знаете, что приговор по делу Тесоля вынесен им? Нет? Можете быть уверены, что старая лиса использует любую возможность, чтобы разделаться с народной партией. Он ненавидит ее всей Душой.

— Я так и думал, — согласился я. — Но что вы имеете в виду, говоря «закончить то, что он задумал с Тесолем?» Разве денежный штраф еще не уплачен?

— Ромеро дал Тесолю время, чтобы тот внес деньги наличными. По всей видимости, он хотел заставить его извиваться как ужа на сковородке. Не иначе Ромеро считает, что у Домингеса кишка тонка провернуть затею против него. И Ромеро делает ход конем! Он решает выступить по телевидению в одной из дерьмовых передач, которые стряпает Риоко. Он сидел в студии безвылазно. Я узнал обо всем от одного тамошнего сотрудника… Болтовню Ромеро передадут по телевидению сегодня вечером. Он собирается «отделать» Тесоля, из «лучших» побуждений пару раз хлестануть Христофоро Мендосу, а под занавес расскажет, что произойдет, если денежный штраф не будет уплачен к сроку.

Браун отпил из бокала.

— Думаете, Ромеро за это время стал порядочнее? И тем не менее его представят как выдающегося поборника справедливости. Судите сами, что произойдет, когда Миг разоблачит его, как старого хвастливого петуха, который даже не знает, что такое свидетельские показания.

— Вы имеете в виду процесс по делу шофера Герреро?

Браун допил бокал и кивнул мне. Его щека нервно подергивалась. Я решил повторить заказ.

— За то, чтобы вы запутались в своих показаниях, — ухмыльнувшись, сказал он.

— Долой адвокатов, — парировал я.

В баре включили телевизор. Было восемнадцать часов. Я увидел знакомое лицо Франсиско Кордобана, с улыбкой смотрящего на меня сверху, и демонстративно повернулся спиной к аппарату. Возможно, кадры, которые вставлялись в передачи, чтобы воздействовать на подсознание телезрителей, в какой — то мере и отвечали действительности, а возможно — и нет. Во всяком случае, я предпочитал иметь собственное суждение.