Олег Дивов - Русский фронтир [антология]

– Эй, приятель, а ты не забыл меня выпустить? – крикнул я уряднику, который тем временем оживленно общался с кем-то. Звуковая изоляция отсекала меня от его слов, я видел только блики от голографических экранов на его щеках. Но он успел подумать обо мне.

Прутья моей клетки, показывая мастерство кристаллической механики, разошлись в стороны, а сверху на меня свалился самоодевающийся скафандр. Едва я вошел в скаф, как стеклянная стена рассыпалась, наружу рванул воздух, а навстречу полетели тысячи огоньков. Когда я охватил взглядом остальное, урядник уже лежал на полу. Он успел облачиться в скафандр, но из его тела торчало несколько дрожащих игл со светящимися кончиками, наружный датчик показывал отсутствие дыхания.

Я забрал из его рук импульсный автомат, и тут в КПЗ стал втекать поток робинсектов.

Я стрелял по наступающим тварям, сметая их плазменными вихрями и укрываясь за ящиками от посылаемых ими игл; притом изнутри рвались какие-то новые слова – «твою ж мать», «хрен вам» и так далее. Мне это даже нравилось, хотя я и чувствовал, что везение ненадолго; по счастью, мой пес управился все-таки с монтажной пеной и намекнул мне, что пора сваливать. И с разбега – он прыгнул и я тоже, держась за его ошейник, – мы перемахнули, точнее, соскочили на «шляпку» соседнего приземистого «гриба».

Однако робинсекты, соединяясь друг с другом, быстро образовали математически выверенный элегантный мост, по которому двигались их коллеги. Густой толпой. К нам.

Они уже совсем рядом; иглы летят густо, как стрелы от монгольского тумена – откуда я знаю это слово? Пес прикрывает меня и заморачивает головку наведения иглоракет. Металлическая шерсть летит с него клоками, играя роль ложных тепловых целей. Но насколько еще хватит его косматости?

Мир вокруг бледнеет, становится тонкостенным, сдувается и раздувается вместе с каждым моим вдохом и выдохом. Он теряет свою реальность, становясь как бы частью меня. Я чувствую себя в центре мира, порождаемого моим дыханием. И первое что осязаю – колечки ароматических соединений, источаемых растениями, произрастающими в облачках аэрозоля где-то в недалекой оранжерее.

Затем я чувствую одного из робинсектов, как бы просачиваюсь в тесноту хищного тельца и разделяю его своим дыханием на части.

Головка с глазками двухканальных камер. Не так уж черны эти роботехи – в процессоре крупинки дисперсного золота; золотые электроды удерживают электроны в прослойке из дитиоловых молекул. Острые мандибулы из металлорганики; максиллы, ставшие пусковой трубкой для иглоракет. Микроэлектромеханические приводы конечностей и радиоизотопное сердечко двигателя. А дальше я вливаюсь в их рой. Каждый член роя похож на другого – они соединяются в глянцево-черную волну. Я внутри нее. Осязаю пульсации ковалентных и клещи ионных связей, дрожащие бугорки полимерных диполей, зыбкие кольца супрамолекул. И улавливаю набор вибраций, который проходит через молекулярный процессор каждого робинсекта. В них – код команд, который выпадая из стека, управляет тварями. Цепляясь за шину ввода-вывода, узелками биений я забрасываю в их процессор номер прерывания и вбиваю новый указатель в регистр инструкций. Волна робоинсектов уже не накатывает – она разбивается на множество волн, которые сталкиваясь, гасят друг друга.

Наконец вижу три подоспевших истребителя Роскосмофлота, которые, кружа в тесном «небе» ледяной полости, атакуют робинсектов: наносят удар синуклерами. Голубое пламя идет ко мне, спекая тварей в один ком, но кто-то выдергивает меня из ловушки и уносит на своей косматой спине – это ж моя псина; я отключаюсь как перегревшийся прибор.

– Что-нибудь распознаете? – спросила сестра Евпраксия у мужчины в белом комбинезоне, в глазах которого сейчас отражался мой «внутренний мир», считанный сканнерами и выведенный на виртуальные экраны. Все эти неокортексы, таламусы, гиппокампусы и прочие причиндалы. На кончиках его пальцев, которые бегали по виртуальной клавиатуре, светились красные огоньки сенсоров движения.

– Ничего. Зоны, ответственные за долгосрочную память старше года, просто разряжены, никаких функционирующих нейронных цепочек.

– С таким стиранием памяти я был бы просто дебилом, радостно пускающим пузыри. Как же это меня трудоустроили у Кубхана на тяжелую ответственную работу? – подал голос я.

– Очевидно, все, что было необходимо для работы, загрузили в вас с помощью нейрокабеля – имеется рубец в районе пятого шейного позвонка, где наверняка был разъем.

– Допустим, доктор. Я это место всегда чем-нибудь залепливал, чтобы твурм не заполз. Однако если у меня ничего нет, кроме промытых мозгов, то я бы и сейчас мирно помешивал дерьмо в котле у Кубхана.

– Я в курсе, господин имярек, что вы удачно добрались сюда, потому что вам удавалось спонтанно подключать внешние устройства в качестве своей технопериферии. Предположительно, когда-то у вас имелся соответствующий нейроинтерфейс, индуцированный в энторинальную кору и некоторые зоны неокортекса. Но в любом случае он был уничтожен в ходе стирания памяти.

– Доктор, делайте уже предположения, – не выдержала сестра Евпраксия.

– Да, да, не тяните кота за яйца, – добавил я, хотя не знал в точности, что это такое – «кот».

– Есть еще, правда, области фронтальной и теменной коры, которые в психиатрии ответственны за неврозы навязчивых состояний и ложную память. Поэтому имеется некоторый шанс, что ваша настоящая память хотя бы отчасти отзеркалена в области криптомнезии. Возможно, что там восстановился и тот самый нейроинтерфейс, необходимый для общения с технопериферией. Мозг – дело гибкое, душа – тем более.

– Послушайте, – сестра Евпраксия подошла ко мне, и в ее стальных глазах, казалось, тоже отражалась вся моя сущность вплоть до самых скрытых грехов. – Ваше активное участие в обороне Ляпунова-2 от нашествия роботехов не освобождает меня от подозрения, что в вас гнездится опасность и вы просто усыпили нашу бдительность.

Она – сурова, и трудно поверить, что сестра Евпраксия недавно готова была пожертвовать жизнью ради меня. В атмосфере Юпитера, у нее было куда больше шансов свалиться с моей капсулой вниз, в адскую глубину, чем вытащить меня. Всего час назад мы мирно беседовали с ней о доказательствах бытия Божия, и она назвала одним из таких доказательств – существование России, уже 600 лет самой большой державы в мире. Существование, которое противоречит всем социальным, экономическим и политическим теоремам, измышленным мудрецами Альянса и объясняющим, почему ее не должно быть. Всего полчаса назад она учила меня снова общаться с людьми, верить, любить и прощать. И говорила, что я лишился памяти, чтобы ничего не мешало очистить душу и открыть себя для Его энергий, могущих многократно увеличить способности тела.