Александр Трофимов - Возвращайся, сделав круг

Я решил проверить свое знание их языка и прокаркал несколько фраз. Но быстро заткнулся, потому что в их языке не было ни понятия опасности, ни, соответственно, понятия ухода от нее. После долгих бесплодных попыток я процедил.

– Держись, будет трясти.

Мальчишка кивнул. Интересно, возможно ли ему вообще объяснить, что искренность – это не всегда хорошо? Как до этого я объяснял, что убийство это не всегда плохо. Самое паршивое, что пока пытаешься втолковать это маленькому садовнику, постепенно понимаешь, что все это бред. И хочется самому забыть, стряхнуть с себя всю эту дурацкую шелуху.

Вот только нет у меня ни вселенской мощи, ни бесконечного покоя, ни абсолютного знания, ни могучей древней расы за хрупкой, но идеально прямой спиной. А без этого как-то сложно.

Но когда рядом с тобой такой шикарный пример чистого, безапелляционного рыцарства, мне все больше верится в то, что сказки не просто пустая болтовня, не способная к жизни. Верится, что Рыцарь, Принцесса и Дракон, это… аарх.

Нас не встретили. Несколько желто-бурых точек маячило вдалеке, у здания космопорта. Чуй-чаи. Транспортер прислали, и на том спасибо. Аарх шагнул на висящую над землей платформу и повернулся ко мне. Я, как ни в чем не бывало, делал зарядку. Приседания, отжимания, наклоны – наличие свободного места после заточения в «Неразгрызаемом» приводило меня в восторг. Наверное, меня бы поняли только проглоченные Левиафаном. Или Иона.

Аарх забрался на платформу и обернулся ко мне.

– Отпустишь ребенка одного на незнакомую планету?

Я замер на середине наклона, словно мне переломили хребет. До этого Аарх не шутил. Был нарочито серьезен, мудр и просветлен. Что это с ним?

– Они мирные. А я еще потренируюсь и пойду искать своего приятеля.

Аарх улыбнулся – наверное, впервые за все это время. Не той дурацкой улыбкой, что он скопировал у меня, а своей. Я подумал, что с радостью бы ее отразил. Похоже, нам лучше и впрямь разделиться – я начинаю набираться его привычек.

– А как же Фонтан Ароматов?

– Потом отразишь его в меня. Только словами – облик ты обещал хранить. Мне сложно будет общаться с ароматным облаком.

– Я буду хранить его для тебя.

Он посмотрел на бледное солнце, потянулся, впитывая энергию голубой кожей. Я вскинул левую руку, и скуф, повинуясь мысленному приказу, начал превращаться в меч. Кровь бурлила, хотелось убить как минимум сотню драконов еще до завтрака.

– Ты выполняешь ритуал агрессивного приветствия, принятый у пси-хоттунцев?

Я прекрасно их понимал – выходя из пустой тесной комнаты с белыми стенами никаких желаний, кроме как поскакать с мечом, не остается.

– Да. А еще у них есть обычай убивать тех, кто задает слишком много вопросов. Как смел ты сомневаться в опустошенности моего разума?!

Я прыгнул на Аарха с дурацким горловым кличем и замахнулся мечом. Мальчишка даже не пошевелился. В последний момент, когда лезвие меча должно было снести ему голову, оно превратилось обратно в мягкий коричневый хвост. Аарх погладил пушистый воротник, легший ему на плечи, улыбнулся и дернул рычаг транспортера. Платформа унесла его к космопорту.

Хвост скуфа снова стал лезвием, я рубанул воздух сверху вниз, одновременно шагая в сторону. Серия коротких выпадов, финт, прорыв блока, колющий в сердце…

– Приветствую вас, благородные чуй-чаи. Да не иссякнет Фонтан Ароматов… И не остынет. И не…

Какие опасности могут угрожать таинственному источнику? Азарт воображаемого боя не уходил, разыгрываясь все больше. Я даже отчетливо видел голубоватую фигуру воображаемого противника.

Я раскрутился, вынося меч далеко вперед, потом прокатился под выдуманным ударом, встал, принял на меч еще пару рубящих слева, а потом отскочил, взял разбег и прыгнул, как мой первый враг – пират с убийственной тягой к позерству. Мой меч вспорол живот воображаемому противнику, вошел в него полностью, сбил на землю… Он быстро встал, из рваной раны струился искристый туман, видимо заменявший кровь.

– Смерть ответит на твои вопросы. Свободного падения!

У меня получилось не упасть во время безумного па, которое я назвал «Потаенный смысл ускользает от неуклюжих вопросов глупца». Оказавшись за спиной воображаемого противника, я одним движением снес ему голову. Обезглавленное тело взорвалось, обрызгав меня красными каплями. Мне стало не по себе – слишком уж разогналось мое больное воображение. Я посмотрел на руки – они были в крови. Потряс головой, пытаясь прийти в себя, – картина не изменилась. Выронив меч, я закатал рукава и осмотрел предплечья. Обнаружил небольшую ранку на запястье – кровь текла из нее. Интересно, когда я успел порезаться? Да и чем? Не уверен, что можно порезаться собственным живым мечом. Я приблизил ладонь к лицу. Кожа была воспаленной, бордовой и сухой, а то, что я принял за порез, было разорвавшимся волдырем. Все новые и новые бугорки вспухали на оголенной коже. Идиот! У обманчиво тусклой Итты жесткое излучение, особенно на закате. Я попытался закрыться тем, что осталось от больничной рубашки, и спрятался в тени своего корабля.

На горизонте показался транспортер. Платформа затормозила прямо у моих ног, и служащий космопорта в ярко-оранжевой форме протянул мне сверток.

– Космопорт Долины приносит свои извинения. Мы должны были предоставить вам защиту раньше.

– Извинения приняты.

Я торопливо развернул плащ и набросил на плечи. Тонкая материя прилипла к коже, и плащ растекся по всему телу, превратившись в удобный комбинезон. Капюшон закрыл мне лицо, но через секунду материя стала прозрачной, и я уже не чувствовал преград ни для дыхания, ни для зрения, ни для столь ценившегося на этой планете обоняния. Последнее, впрочем, было не особо важно – никогда не обращал внимания на запахи… Разве что запах луга, живых цветов… Я вдруг понял, что соскучился по Ванде…

– Это ведь тонари – я один раз ходил на таком в десант… Никаких удобств, сидишь на полу, как в белом воздушном шарике… Куда направлялся?

– В ближайший бар.

– Это правильно. Хлебнешь, оклемаешься… Бар, конечно, у нас не ахти, но бар есть бар.

Я покорно ступил на платформу. Материя приятно холодила сожженную кожу, спрятанный в рукаве медицинский блок делал инъекции, постепенно приводившие в норму воспаленное сознание. Я многозначительно согласился, что бар есть бар, и сказал: «Поехали».

Разве что рукой не махнул…

Как только мы перешагнули порог небольшого заведения, плащ снова превратился в простую накидку, а когда я его снял – услужливо свернулся на ладони в тугой ролик. Я протянул его своему спутнику.

– Спасибо.

Он взял сверток и небрежно бросил его на барную стойку.

– Не за что… Услужишь, если задержишься и позволишь с тобой выпить, – в межсезонье тут дикая скука, каждый новый человек на вес золота.