Альтс Геймер - Со смертью заодно [СИ с изд. обложкой]

Оркестр! Чеширская улыбка! Парадный марш! Сзади раздался грохот, метнулись пыльные языки. Двухметровый участок стены завалился внутрь, открывая черную дыру прохода в неосвещенное чрево здания. Ярл приподнял двухметрового тролля за плечи и, словно сноп сухого сена, забросил в барак. Отошел в сторону, кивнул Пиявычу на пролом.

– Живо!

И только пропустив вперед неофита отступил сам, напоследок срубив пару древков. Ящеры нерешительно топтались подле дыры. Они правильно оценили опустошение, которое этот могучий воин сделал в их рядах. Один особо ретивый гвардеец сунул голову в брешь и через секунду вывалился наружу со смятым, как консервная банка, шлемом. Больше охотников лезть внутрь на верную гибель не нашлось, несмотря на гортанные призывы командиров.

В маленькой комнате было пусто. Только несколько рваных мешков из плетеного джута валялось в углу. Несмотря на поставленные ярлом сильнейшие охранные заклинания, ощутимо тянуло навозом. Ярл сидел у окна, бессильно упершись затылком в грязную доску подоконника, и тяжело дышал. Посередине чулана, в нелепой позе, на корточках, замер Пиявыч. Он невидяще моргал и бессмысленно обводил помещение мутным взглядом. Сбоку от него, у стены в забытьи лежал Журавлев и тихо стонал. Воздух с сипением выходил из его легких. Вздох. Пауза. Выдох с усилием. Хрип. Снова вздох.

Браги поднял голову, оттер с лица кровь, устало снял с колен меч и осторожно положил его рядом. Острием к двери. Клинок мелодичным звоном отозвался на соприкосновение с каменными плитами пола.

– Эй, Пиявыч! Чего такой квелый? Яда гидринного что ли хватанул сдуру? Ох, блин, я и забыл, что у тебя нет Резистентности. На, лови! – перед новичком шлепнулся коричневый флакон малого целебного зелья.

Пий Контур нащупал его горлышко, зубами вытащил пробку и опрокинул в себя эликсир. Уселся ровно, и еще не придя в разум, обшарил свое тело ладонями, потом схватился за рукоятку своего «моргенштерна» и прижал к лицу его стальное навершие, словно хотел спрятаться за шипастой палицей от всего ужаса, который только что случился с ними.

– Хм. Крепко тебе досталось. Эй, Пий Контур! Слышишь меня? Вернулся в эфир? Ну и хорошо.

– Где мы? – глухо спросил неофит.

– Да вот хрен его знает. Закуток какой-то в конюшне. Какая разница?

– А где враги?

– Снаружи шляются. Где же еще.

– А почему они не пытаются ворваться сюда?

– Дыши ровно. Я наложил Двойной Саркофаг. Всю манну истратил. Чего жалеть? На тот свет с собой все равно не заберешь. Зато двенадцать часов беззаботного отдыха мы имеем верных. Потом – шабаш. Зубы на полку.

Пиявыч вздохнул. Взгляд его воткнулся в неподвижное тело тролля.

– Что с Журавлевым?

– В глухом отрубе.

– Он поправится?

Браги грустно улыбнулся.

– Эх, брат Пиявыч, какой ты все-таки олененок Бэмби! Ты что, не видел, как эта Гидра его боднула? Да это как от баллисты в грудь снаряд получить! Можно даже не смотреть – все ребра в крошево, легкие разорваны. Через час отмучается, бедолага. Или раньше, – Браги вздохнул. – Журавлев, Журавлев, ну зачем ты с нами связался? Сидел бы в фактории, лягушек считал бы, на рыбалку ходил… Что-то не везет в нашей компании юнитам. Слышь, Пиявыч, если уцелеем, будем теперь одни бродить. Хватит ребят хороших гробить. Жалко. Сначала Сойкин. Тоже отличный мужик был. Теперь Журавлев.

– Он пытался спасти тебя. И меня.

– А я, думаешь, не знаю? Если бы не он со своим молотом, там бы мы и остались, факт. Я, если честно, чуть не опупел, когда он против своих попер.

– Этот толстячок ясно сказал: всех убить. Его тоже.

– Угу. Но чтобы тролль так быстро разрулил обстановку на поляне… Это что-то. Блин, жалко-то как. Хоть плачь.

Пиявыч порылся в поясной сумке и вытащил из нее бордовый флакон большого целительного зелья. Подполз к Журавлеву. Прислушался к его прерывистому дыханию и хрипам. Браги отрицательно покачал головой.

– Все напрасно. Избирательный состав. На юнитов не действует. Для этого нужны особые отвары. Их только в Оплоте химичат. Дефицит жуткий. Я пробовал купить у Тудра, нет, говорит, сквалыга, ни единого. Что уж я ему только не предлагал…

Не отвечая ярлу, Пиявыч стал лить эликсир прямо на лицо Журавлеву. Тот несколько раз судорожно открыл рот, поперхнулся и надрывно закашлялся. Рука Пиявыча испуганно дрогнула, но струйка из пузырька продолжила исправно течь на серые губы умирающего. Грудь Журавлева выгнулась дугой и вдруг замерла неподвижно. Пиявыч бессильно опустил голову. Со стоном он впился зубами в собственную нижнюю губу, словно болью хотел изгнать из мозга непреодолимую муку. Из глубины этой пропасти душевного терзания новичок даже не сразу различил какое-то ворчливое бормотанье послышавшееся сбоку.

– Журавлев?! – выпалил Пиявыч, не веря собственным ушам.

Неожиданно урядник широко открыл глаза, рывком сел и обвел своих спутников внушительным взглядом:

– Чух-чух, парни! Хорошая драка. Много славы. Гидра – сильный боец. Но Журавлев – урядник. Он может думать за десять…

Пиявыч с детским всхлипом бросился на шею ожившему троллю. А Браги тупо улыбался и только приговаривал:

– Ну, дела. Ну и дела, блин!

Глаза ярла Браги, отчаянного рубаки, закаленного битвами и походами сурового воина, при этом странно и подозрительно блестели.

«Я проснулся рано утром, я увидел небо в открытую дверь. Это не значит почти ничего. Кроме того, что, возможно, я буду жить», – я лежал на влажной траве, не чувствуя ее пробирающей до озноба свежести, и пел старую песню «Наутилуса».

Просто пел. Губы дрожали, ресницы мои щипало, и першило в горле. Я захлебывался мелодией, стараясь подавить подступающие рыдания. Нет, нет, я не слюнтяй и не принадлежу к гиперчувствительным метросексуалам. Просто – тридцать лет. Три десятка томительных лет ожидания человеческого тела. Как удивительно это – просто быть человеком. Видеть свои руки, чувствовать пальцы на ногах, улыбаться. Любить. Стоп. Руки. Я рывком поднялся, уселся на пятой точке и стал пристально себя оглядывать. Человек – прекрасно. Но кто именно? В Овиуме возможны варианты!

Бледная тонкая кожа. Чуть различаемые под ней синие стебельки вен. Тонкие изящные запястья со стальными сухожилиями внутри. Я встал на ноги. Осмотрелся с позиции своего высокого роста. Широкоплечий, чуть сухощавый. На мне была надета неприметная льняная рубашка с открытым воротом, плотные гарусовые штаны и узкие башмаки с железными застежками. Одеяние обычного пеона. Но… Я задрал штанину. Минимум растительности. Провел ладонью по щеке. Всякое отсутствие признаков щетины. Выдернул волос из густой шевелюры, едва не доходящей до моих плеч. Черный, как смоль. Дернул еще раз, уже тоненький пучок. Ага. В моих пальцах осталось несколько серебряных нитей. Так и просятся сзади в пучок и спереди – под обруч. Я сел на место. Все ясно. Я – некромант. Опять.