Гэв Торп - Ангелы Калибана

В Легата Коллегиум часто царила непринужденная атмосфера, поскольку студенты-законники и зеваки приходили сюда, чтобы понаблюдать за процессами, словно за развлекательными передачами на гражданских каналах. Сегодня в аудитории разговаривали только шепотом.

Местному отряду вигилов были приданы пять рот Преценталианской Гвардии, получившие задание выводить смутьянов и пьяных. Столь многие жители города захотели увидеть, как вершится история, что места на трибунах пришлось разыграть в лотерею. Поступили также запросы на размещение вокруг арены операторов пикт-трансляций, но Робаут счел, что это уже слишком. Нельзя превращать суд в увеселительное мероприятие.

В обычных обстоятельствах Легата Коллегиум рассматривала гражданские дела, но после того как Лев объявил о военном положении, она получила функции армейского трибунала. Впрочем, даже этого недоставало для разбора предстоящего дела.

Законы Макрагга — двенадцать уложений «Табулы Легатус» — были настолько неприкосновенными, что Жиллиман не решился изменить их даже во время самых радикальных реформ. В соответствии с ними примархи не могли выдвигать обвинение против Конрада Кёрза и при этом выступать судьями. Поэтому справа от тронов установили и отгородили скамьи, которые заняли старшие офицеры трех легионов. Эти воины, одновременно истцы и свидетели, пережили нападения Кёрза и должны были говорить от имени погибших.

Возвышение для адвокатов пустовало. Конраду предстояло лично отвечать на обвинения. Помимо того что даже знаменитые своим крючкотворством юристы Легаты Коллегиум не желали пятнать свою репутацию защитой Ночного Призрака, он сам не доверил бы собственное дело постороннему.

Без всякой помпы вошел Сангвиний, и приглушенные разговоры стихли. Пока Ангел шел через арену, кончики его крыльев оставляли полосы в белом песке. Доспех примарха искрился в искусственном освещении, драгоценные украшения сияли, словно озаренные изнутри. Золотистые волосы водопадом спадали ему на плечи. Перед тем как сесть, он вздернул подбородок и окинул толпу пронизывающим взглядом.

«Настоящий император», — подумал Робаут.

Неразборчивый гул голосов возобновился, Сангвиний занял свое место и наклонился к Жиллиману.

— Мы не ошиблись с публичным процессом, брат? — спросил регент Империума.

— Тайное правосудие — не правосудие, — ответил Робаут. — Это основа Двенадцати уложений, причина того, что Легата Коллегиум открыта для всех.

— Я боюсь, что мы позволим молве разнести по миру то, чему следовало бы остаться взаперти.

Жиллиман, удивленный и выбором слов, и смыслом сказанного, посмотрел на брата:

— Почему? Разве мы не в своем праве?

Ангел покачал головой:

— Все обвинения обоснованы, меня беспокоит другое. Наш невменяемый брат пытался привлечь внимание к своему делу. Он требует возможности оправдать себя. Если пламя Кёрза столь неудержимо, зачем мы утруждаем себя и сами раздуваем его?

— Какие слухи разлетелись бы в самые дальние уголки Империума, если бы мы устроили закрытый суд? Люди видели огонь и смерть в Иллирии, теперь нужно показать им причину этого.

— Возможно, таков план Конрада. Сначала он нашел сторонников в Иллирии, теперь его речи услышат во всех Пятистах Мирах. Мы построили для него высочайшую кафедру, откуда он будет изливать свою ненависть.

— Нам нельзя ставить себя над законом. Поступив так, мы дадим опору под ногами социальным вандалам вроде Кёрза. Сейчас он полностью защищен положениями нашего судопроизводства. Ему разрешено выступать. Если мы запретим Конраду говорить, он заявит, что процесс нелегитимен, и будет совершенно прав. Нужно отстаивать верховенство всех законов, брат, — или ни одного.

Сангвиний улыбнулся, но глаза его остались печальными.

— Ты действительно веришь в это, не так ли, Робаут? — Кровавый Ангел отвернулся, к нему вернулась прежняя твердость. — Представь, какие новости разойдутся по свету. Какой поток лжи Хоруса и Лоргара извергнет Кёрз, какие неопровержимые измышления услышат люди?

— От нас будет зависеть, чем мы ответим на них, как донесем до народа истину. Нам следует верить, что сила в правде. И пусть эта вера придаст нам решимости исполнить наш долг так, как мы его понимаем.

— Ты многое возлагаешь на веру, брат.

Жиллиман обдумал доводы императора-регента. Да, до сих пор в Империуме пресекали распространение дезинформации, ведущееся агентами Лоргара. Правда была на стороне Триумвирата, но речи Конрада могли привести к брожениям. Он знал, как отыскать и углубить трещины в человеческой решимости. Посторонние утверждали, что Ночной Призрак и его легион используют тактику террора, но стратегии Кёрза были намного сложнее примитивного запугивания. Он сеял раздор между врагами, точно так же, как Сангвиний сглаживал разногласия среди союзников.

— Я могу ошибаться, — уступил лорд-хранитель. — Ты — император-регент, и я, как и закон, служим для исполнения твоей воли.

Такое признание не обрадовало Ангела. Склонив голову, он потер лоб кончиками пальцев.

— Ты поступишь так ради меня, брат? Если ты готов по моей прихоти отказаться от своих убеждений, что помешает мне стать тираном?

— Твое сердце, мой господин император. — Никогда в жизни Жиллиман не произносил более справедливых слов. В тот момент он сочувствовал брату, зная, что Сангвиний не желает править. Именно по этой причине ему следовало оставаться правителем. — Твои истинные намерения всегда чисты. Мы — триумвират, но ты — будущий Император. Лев и я согласны с этим. Решающим голосом должен обладать кто-то один, иначе согласия не будет ни в чем.

Подняв голову, Ангел обвел арену взглядом. На мгновение Робауту показалось, что император-регент поступит, как хотел, и объявит о закрытом процессе. Сможет ли Жиллиман следовать за ним и дальше, нарушив свои принципы? Неужели ему придется заплатить такую цену за выживание Империума Секундус?

— Введите арестанта, — объявил Сангвиний, и слова его разнеслись по амфитеатру.

Когда приказ Ангела прозвучал из вокс-динамиков во временной камере, построенной под Легата Коллегиум, Кёрз и Эль’Джонсон разом подняли голову. Темный Ангел ни на секунду не отходил от пленника, но тот, кажется, покорно ждал суда и безмолвствовал с тех пор, как его вынесли из иллирийского храма. Насмешливо улыбнувшись, Конрад нарушил молчание:

— Балаган начинается снова.

Лев взялся за звенья оков, соединяющих ручные кандалы Кёрза с цепью на поясе. На арестанте был только килт из черной кожи, белые волосы ему стянули на затылке. Пальцы рук и костлявых ног оканчивались сломанными ногтями. Без доспеха Конрад выглядел заметно ниже, но его конечности все равно были длиннее, чем у Эль’Джонсона. Кожу нострамца, бледную, как у глубоководной рыбы, пронизывали хорошо заметные синеватые жилки. Его тело покрывали шрамы — одни настолько старые, что уже превратились в смазанные розовые пятна, другие гораздо более свежие, вроде струпьев над ранами от Львиного Меча и пореза на горле. Исцеляющийся позвоночник узника поддерживали кольца и ортопедические скобы компрессионного аппарата.