Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

— Пойдем, друг мой, сейчас не время для подобных речей, ведь мы так близки к цели. Подумай о том, что скоро мы вернем одну из самых священных реликвий Империума.

— Она уже может быть осквернена. Я чувствую в этом месте зло.

— Вряд ли что-либо может осквернить такую священную реликвию, даже Губительные Силы.

Нет ничего, что не смог бы извратить Хаос, ничего. Так меня учили. В это я верю. И вот почему мы всегда должны быть бдительными, особенно с самими собой.

Махариус огляделся по сторонам. Если его и пугало, что это древнее чуждое место отрезало нас от реального мира, он не подавал вида.

— Мы сделаем то, что должно, — произнес он.

Тогда меня посетила мысль, что мы очень далеки от дома и, возможно, больше никогда туда не вернемся. Еще час назад я радовался нежданной победе, а теперь меня едва ли не тошнило от страха перед неизвестным. Интересно, знали ли эльдары, что их ждет, и были ли они удивлены так же, как мы?

Это странное и ужасное место. Здесь все совсем не так, как я ожидал. Зло, уничтожившее моих предков, коснулось этого пути-паутины. Все признаки свидетельствуют об одном — предки сотворили это хранилище, думая, что оно защитит их от силы, которая поглощала сами души эльдаров. Однако, похоже, вместо этого они погребли себя заживо. Им некуда было бежать. Единственный вопрос — осталось ли здесь то зло, что их погубило, либо же, лишившись добычи, исчезло?

Мои последователи нервничают. Они не знают, почему мы здесь. Думают, будто мы бежим от боя, в котором легко одержали бы победу. Думают, что я испугался космических десантников и того, что они могут с нами сделать. Пока никто из них не набрался решимости высказаться, но я понимаю, что это только вопрос времени. Скорее всего, это будет Силерия, ибо она винит меня за утрату Баэля. Как я и подозревал, они были любовниками. Ладно, я не слишком горевал о его потере, да и по большому счету о ней тоже не заплачу.

Я понимаю, почему они нервничают. На нас что-то давит, заставляя бояться даже тех, кто привык сам вызывать страх. Это место все еще вибрирует отголосками древнего ужаса и древней боли, и если в обычных обстоятельствах я упивался бы ими, то здесь в них есть нечто оскверненное, нечто, порождающее в наших разумах подозрения.

Они думают, что мне следовало остаться на поверхности и руководить уничтожением врагов. Я вижу, как в жестах каждого эльдара подле меня сквозит обвинение. Возможно, они думают, что если бы я так отчаянно не пытался достичь врат, то смог бы изменить исход битвы. Скорее всего, дело в этом.

Больше всего мне бы хотелось довершить разгром людей на поверхности планеты, но куда важнее первым добраться до древнего устройства реальности.

Тешу себя мыслью, что хотя бы здесь никто не встанет у нас на пути, чтобы помешать достичь цели, к которой я стремился все эти века. Я знаю, что время здесь течет по-другому. Древние книги предупреждали об этом. Я позволю воинам отдохнуть, прежде чем совершить финальный рывок к конечному месту назначения.

А дальше мы увидим то, что увидим.

Дорога уводила все глубже, и постепенно окружение стало меняться. Сложно сказать, когда и где именно начались изменения. Чувство, будто над нами тяготеет чуждая аура присутствия, усилилось. Местность становилась все более искаженной. В стенах появлялось все больше участков со странно горящими цветами, от вида которых солдатам становилось дурно. Я понятия не имел, как долго мы идем. Судя по хронометру на запястье, прошло всего часа два, но в этом месте время не имело значения. Может, когда мы вернемся, окажется, что нас не было всего ничего, а может, мы отсутствуем пару дней, недель или лет.

Возможно, нас ждет участь корабельных команд, столетиями блуждавших меж звезд и по возвращении узнавших, что их потомки давно мертвы. Я слыхивал истории о тех, кто вошел в древние населенные призраками гробницы. То, что показалось им одной ночью, на деле было целым веком. Может, мы оказались в одном из таких мест?

Путь повел нас через большие чертоги. Дорога по-прежнему оставалось широкой, выложенной брусчаткой и отмеченной древними рунами. Иногда я видел на обочине ветхие скелеты в мантиях. Махариус не позволял нам сходить с тропы, однако из того немногого, что мне удалось разглядеть, я понял, что они принадлежали не людям. Скелеты были слишком длинными и тонкими, а позы, в которых они лежали, человеческое тело повторить не смогло бы.

Свод над нами начал мерцать и меняться. Иногда в нем возникали картины, огромные образы богоподобных созданий, которые словно взирали на нас или на место, по которому мы шли. Временами это были сцены либо их детали, расколотые образы, лишенные какой-либо понятной мне системы, однако объединенные общей тематикой. На них присутствовали высокие прекрасные существа в окружении, похожем на то, где мы сейчас находились.

Они были эльдарами, как и те, против которых мы сражались, но выражение их лиц не имело ничего общего с кровожадностью Баэля и его сородичей. Эти существа выглядели мирными, спокойными и полными любви. Но кто я такой, чтобы судить, кем они были? Нас учили бояться ксеносов. Возможно, это был просто обман или ловушка, однако глубинный инстинкт подсказывал мне, что это не так.

Мы шагали дальше. Я молился Императору, чтобы мы поскорее нашли эльдаров и покончили с этим. Что-то в этой дороге пугало меня сильнее, чем сама смерть.

Это место странно изменено, осквернено Той, Что Жаждет, либо ее последователями. Путь выглядит так же, как множество других, по которым я странствовал, однако я вижу, что он истерт, как будто сама ткань сотворивших его энергий трещала по швам. Лишь вопрос времени, когда вся структура обрушится и очередной плод труда наших предков канет в лету.

Из всех наших творений это одно из немногих, об уничтожении которого я буду сожалеть. Паутина позволяет нам путешествовать между различными местами и мирами, но дело не только в этом. Здесь находится хранилище, безопасное место, защищенное место. Здесь должны были сокровища — вещи предков. Оно должно было стать убежищем, когда наша Вселенная сошла с ума. В своей слабости они предпочли не идти на риск, не одолеть то, что им угрожало, но спрятаться от него. Их предала собственная немощность.

Они думали, что вырыли себе нору, в которой могли скрыться, зарыться так глубоко, чтобы их не нашли хищники. Очевидно, наши предки ошиблись. Они сами принесли сюда то, от чего хотели сбежать, а когда заперли за собой врата, оказались в ловушке. Я захожусь смехом от иронии случившегося. Мои стражи не понимают, почему я смеюсь, но хохочут вслед за мной. Даже тут они смотрят на меня, ожидая команды. Они не боятся, только нервничают.

Пока никто из них открыто меня не критикует, и едва ли станет, ибо они знают, что я не стану терпеть подобное. И все же я чувствую их сомнения. Не сказал бы, что и я сам их не испытываю. Меня неотступно преследуют воспоминания о последних минутах сражения на поверхности. Кто мог подумать, что простые обезьяны способны сражаться настолько хорошо? Мои последователи видят причину отступления в тех, кто известны как Адептус Астартес, и здесь есть доля правды. Но только я знаю, что дело не только в этом.