Уильям Кинг - Крестовый поход Махариуса

— Гений, — сказал Антон. — Проверь, все ли успели заработать траншейную стопу, вшей и шаттловых жучков. Думаю, Лев прав. Они усугубляют страдания. Хотя, погоди, это ведь Имперская Гвардия — вся ее суть в страданиях.

Где-то посреди бескрайнего поля из болота, колючей проволоки, воронок от снарядов и заполненных сточными водами ям человек молил о смерти. Судя по акценту, гроссландец, один из наших. Я задался вопросом, что заставляло его просить так искренне. Последствия галлюциногенных веществ? Или рыскавшие по траншейному комплексу огромные крысы, доедавшие его ногу? Или у него были какие-то свои причины искать быстрый выход из зоны смерти на Локи?

— Секундочку, — произнес Антон.

Он поднял снайперскую винтовку с глушителем, доставшуюся ему на Дольмене, высунул голову над парапетом и мгновение изучал горизонт. Затем раздался чуть слышимый кашляющий звук, и мольбы оборвались. Антон нырнул назад в траншею.

— Миссия выполнена, — довольно сказал он.

— Ты застрелил его, — произнес я. — Застрелил одного из наших.

— Я дал ему то, что он просил. И, сказать по правде, он меня достал.

— Ты меня постоянно достаешь, — заметил Иван. Даже спустя все эти годы и несмотря на постоянно улучшающиеся искусственные челюсти, его слова по-прежнему оставались неразборчивыми. Пласталевые зубы совершенно не улучшали его произношения. — Это значит, что я могу тебя застрелить?

— Парень потерял половину кишок. Его внутренности были покрыты призрачным грибком. Говорю тебе, случись такое со мной, я бы надеялся, что ты пристрелишь меня. Ты бы сделал мне одолжение.

— Я бы сделал одолжение остальным, если бы пристрелил тебя прямо сейчас.

— Обхохочешься, — сказал Антон.

— Видел там что-то интересное? — спросил я. — Повезло, что снайпер-еретик не снес твою тупую башку. Им только дай возможность.

— Я убил последнего два дня назад, когда тот застрелил лейтенанта Йенсена. Это научит их впредь так не делать.

— О подкреплениях слышал? — спросил я. — Они постоянно присылают в сектор новых снайперов, чтобы заменять убитых нами.

Антон почесал голову, со скользким скрежещущим звуком проведя пальцами по керамитовому шлему — пантомима идиотизма.

— Подкрепления? Подкрепления? Я уже где-то слыхал такое словцо, когда-то давно. А, это не то, что верховное командование постоянно обещает нам вместе с боеприпасами, едой и формой, а потом благополучно забывает? Или я спутал его с припасами? Мы сидим в этой чертовой дыре уже почти два года. Я начинаю забывать смысл всех этих слов.

Каким бы глупым Антон ни казался, кое в чем он все-таки был прав. Мы торчали на Локи около двух стандартных имперских лет. Это была самая продолжительная кампания за весь Крестовый поход, и конца-края ей по-прежнему не было видно. Дела наши шли настолько плохо, что для усиления необученных войск на передовую пришлось бросить даже нас, элитную личную гвардию Махариуса. И вот так из приличных покоев в реквизированном дворце Нифльгарда мы оказались в рваной грязной униформе в этих залитых до краев болотом траншеях, наблюдая, как наши руки и ноги постепенно покрывает плесень. Большинство комиссаров героически сложили головы в бесконечной мясорубке этой войны, а оставшиеся работали за десятерых, совершая обходы, расстреливая трусов и добивая тех, кто был слишком тяжело ранен, чтобы его могли спасти медики.

— Подкрепления скоро придут. Ты когда-либо слышал, чтобы Махариус проигрывал? — спросил Иван, однако звучало это скорее как мольба, чтобы это оказалось правдой.

Сомнительно, что Иван действительно верил в свои слова. Никому из нас раньше не приходилось слышать о кампании, в исходе которой Махариус был бы заинтересован кровно и которая бы продлилась так долго. Возможно, салаги говорили правду: легендарная удача оставила его. А возможно, все было куда проще. Может быть, как и большинство из нас, невзирая на все омолаживающие операции, он просто-напросто постарел.

— Он прежде не сражался ни с кем, подобным Рихтеру, — произнес Антон. — Некоторые говорят, что предатель не уступает лорду верховному командующему в дни его славы. — Он замолчал, позволяя нам обдумать эту довольно мрачную мысль. Антону не нравилось, что командир врагов был одним из нас, протеже самого Махариуса и его любимым учеником до того дня, когда решил создать собственную карманную империю на далекой окраине Галактики.

— Но ты, конечно, с ними не согласен, — сказал я.

Подобные слова были опасно близки к измене, однако я слышал, как схожие речи вполголоса вели даже солдаты Львиной стражи, персональные телохранители Махариуса. Все это шокировало. Некоторые из нас знали Рихтера лично — мы воевали вместе с ним и его полком почти десять лет. А затем он просто предал Махариуса, обратился против него в этом адском мире. Но больше всего тревожил вопрос, с кем еще такое может произойти, раз уж произошло с Рихтером, наследником Махариуса.

— Конечно нет, — ответил Антон. — Ты меня за идиота держишь?

У него из-под шлема выбился локон. Он уже начинал седеть, как и щетина на моем подбородке. Омолаживание сдерживало процессы старения на долгие годы, однако не могло полностью остановить их. Оно просто замедляло их влияние на тело и имело определенные побочные эффекты. За все приходится платить свою цену, а за долгую жизнь — тем более. Иногда, не в самые лучшие моменты, я чувствовал себя уставшим.

— Не сомневаюсь, что мы увидим подкрепления, — внезапно посерьезнев, сказал Антон. Всю свою жизнь он искренне верил в Махариуса, а даже если иногда жаловался, то не любил, чтобы его вера подвергалась сомнениям сколь-либо длительное время. — Я лишь волнуюсь за их качество.

Он не кричал об этом. По-своему Антон старался быть тактичным, но, как и все мы, разделял всеобщее презрение ветеранов к новичкам. Это, как и старость, закрадывается в тебя. И неважно, как часто я напоминал себе, что когда-то мы были такими же зелеными и что единственный способ стать ветераном — начать путь от салаги и прожить достаточно долго, чтобы научиться.

Мне становилось все труднее сдерживать растущее раздражение от вида свежих, юных лиц в траншеях и бункерах. Я был рад, что никто из них не присоединяется к нам на перекурах под дождем. Я не мог без презрения наблюдать, как они запоздало падают на землю при первых намеках на близящиеся снаряды и как мешкают потом, отлеживаясь в укрытиях.

Они не могли сравниться в сноровке с теми, кто пробыл на передовой так долго. Их всегда приходилось дожидаться, а иной раз напоминать, чтобы они не лезли зря под пули. Я заметил, что из импровизированных дверей бункера выглядывают несколько гроссландцев, испуганно и доверчиво глазея на нас.