Антон Демченко - ВС 4 (СИ)

Спустя ещё пару дней, дядя Фёдор вновь связался со мной и сообщил, что его подчинённый просит встречи. Я был удивлён.

- Зачем ему это?

- Хм, не могу быть полностью уверен, но... есть немаленькая вероятность того, что Гдовицкой хочет перед тобой извиниться. - Как-то неопределённо высказался Фёдор Георгиевич.

- А это обязательно делать лично? - Скривился я.

- Кирилл, я тебя прошу, уважь эту просьбу. - Неожиданно усталым тоном произнёс дядя Фёдор. - Ему действительно это очень нужно.

- Да зачем?!

- Он сломается, Кирилл. - Вздохнул Громов. - Гдовицкой всегда был ведомым. Он великолепный специалист, служака, каких мало. Да, не обделён инициативой и умением управлять и направлять. Но для этого ему самому нужен тот, кто будет вести вперёд. Тот, кто укажет направление. Твой... мой отец его разочаровал, как и все именитые скопом. Рюриковичи тоже показали себя... в общем, сам понимаешь. Владимира эта ситуация просто ломает, выжигает, можно сказать.

- А я здесь причём? - Невольно скривившись, проворчал я.

- Мне очень хочется надеяться на то, что если ты его простишь, он сможет справиться с собой. - Медленно произнёс дядя Фёдор.

- А если нет?

- Его прадед когда-то заключил ряд с ниппонским родом Кагеяма, служил им почти сорок лет и только в шестидесятых вернулся с семьёй на родину. Он и правнука воспитал... соответственно. - Развёл руками Громов, и я опешил.

- Да ну... бред. - Протянул я. - Он что, всерьёз решил сделать сеппуку?

- Этот может. - Кивнул дядя Фёдор.

- Ша-антаж! - Я ошеломлённо покачал головой. Громова перекосило, словно он лимон сожрал. Целиком.

- Это не шантаж, Кирилл. Это только моё предположение. - Произнёс он. - Но, я же хорошо знаю Владимира, так что, поверь, у меня есть все основания предполагать, что так и будет. Живот себе вспарывать, он может и не станет, но выкинуть что-то самоубийственное, вполне способен. Особенно, учитывая, что не далее, как сегодня утром я освободил его от клятвы.

- Жуть. Двадцать первый век на дворе. - Схватившись за голову, промычал я. - А тут, понимаешь, самураи, ронины, харакири... сакуры только не хватает, повеситься не на чем. Бр-р...

- Так что, Кирилл? Встретишься с ним? - Даже глазом не моргнув от моей реакции, спросил дядя Фёдор.

- Куда ж я денусь?

Вот так и получилось, что поздним осенним вечером, практически ночью, я оказался на берегу небольшой подмосковной речушки, в компании с первым ронином земли русской. И не могу сказать, что это было приятное соседство. Разочарованием и чёрной безысходностью от него несло так, что я вынужден был признать факт: если ничего не сделать, этот человек умрёт. Собственно, он уже и так почти труп.

Признаюсь честно, никогда не верил в то, что самураи действительно сами лишали себя жизни, потеряв сюзерена. Но вот в тот момент, когда я увидел Гдовицкого, больше похожего на тень, чем на сильного человека, каким он был ещё год назад, почувствовав его эмоции... понял, что был неправ. Не в сюзеренах дело. Дело в служении. Для Гдовицкого служба была смыслом жизни, но вот те, кому он служил, не оправдали доверия своего вассала, не вписались в чёткий кодекс его чести, и тем самым обесчестили его самого. На самом деле, это жутко, видеть такую веру в свои убеждения, жутко и... восхитительно. Страшное сочетание.

Мы проговорили с Владимиром Александровичем до самого утра. Точнее, говорил Гдовицкой, а я слушал. Он не просил прощения, как предполагал Громов, не пытался оправдаться или в чём-то убедить, ни меня, ни себя. Владимир Александрович рассказывал о себе и своей жизни, о чём-то долго и красочно, о чём-то сухо и коротко... но исчерпывающе. Он словно читал собственное жизнеописание, а в эмоциях этого странного, ни на кого не похожего человека, я чувствовал, как он переживает каждое воспоминание, словно проживает его заново. Я не перебивал его, не переспрашивал. Просто сидел рядом и слушал, запоминал...

К утру Владимир Александрович выдохся и его хриплый голос утих. Гдовицкой поболтал в руке флягой, содержимым которой он всю ночь смачивал горло и, печально вздохнув, отбросил её в сторону. После чего повернулся лицом к восходящему солнцу и застыл на месте.

Дядя Фёдор был неправ. Гдовицкой не сломался. Он просто решил, что его служение закончено. Люди, которым он доверил свою жизнь, силы и умения, не смогли по достоинству оценить доверенное. Но ведь это не вина клинка, что ему достался косорукий хозяин, правда? Да, Владимир Александрович не клинок, у него есть своя воля. Вот только думается мне, что будь такая воля у того меча, он бы тоже предпочёл треснуться со всей дури о ближайший камень, так чтоб сразу в осколки! Собственно, за этим, как выяснилось, Гдовицкой и явился.

Долг чести. Владимир Александрович почему-то посчитал, что во всех моих бедах есть немалая доля его вины, и он решил её избыть. Избыть так, как сам считал правильным. От такого завихрения в мозгах нипоннутого эфирника, я слегка... да кой чёрт! Я был в шоке!

- Владимир Александрович, я правильно понимаю ситуацию: вы хотите, чтобы я помог вам откинуть копыта? - Произнёс я, окинув взглядом сидящего напротив меня мужчину. Тот вздохнул.

- Я хочу, чтоб ты проводил меня боем, Кирилл. - Ответил он. - Боем... а не зарезал, как глупую курицу.

- Понимаю. - Я на миг застыл, вспоминая, как сам ушёл из прошлого мира. А в следующую секунду, в голове искрой проскочила совершенно сумасшедшая мысль. - Хорошо, Владимир Александрович, я вас понял и готов помочь. Но у меня есть условие.

- Выполню, если это в моих силах. - Словно ожидая такого поворота, невозмутимо кивнул мой визави. Что ж, и это хорошо. - Озвучишь?

- Разумеется. - Ответил я. На формулировку требуемого условия у меня ушло несколько секунд. Услышав же мои пожелания, Гдовицкой вздрогнул.

- Ты уверен, что этого хочешь? - Спросил он.

- В том случае, если вы уверены, что такой исход вас устроит. Только честно. - Кивнул я в ответ.

- Я буду рад такой твоей победе. Но учти, сделаю всё, чтобы ты бился беспощадно. - Неожиданно улыбнулся он, поднимаясь на ноги. - Честный бой, честная плата, а, Кирилл Николаевич?

- Именно, Владимир Александрович. Поединок без ограничений, победитель получает всё! - Отскакивая от резко зафонившего эфиром противника, воскликнул я. Бой!

Гдовицкой не зря прослыл серьёзным бойцом. Быстрый, жёсткий и с потрясающе развитой чувствительностью, позволяющей ему предугадывать атаки противника. Но самое паршивое, что он, каким-то образом смог блокировать мою способность к перемещениям. Первое же "окно", открытое за его спиной, тут же пошло рябью и схлопнулось, попутно отшвырнув меня на добрых пять метров. А в следующую секунду, в меня прилетела мощная водная плеть. Она моментально изорвала в лоскуты куртку, рубаху, личный кинетический щит и достала до плоти, чтобы тут же истаять, оросив землю кровавыми брызгами.