Александр Мазин - Время перемен

– Совершенно не обязательно! – запротестовал эксперт.– У них есть лидеры, способные управлять всей группой в целом…

– Стоп! – опять перебил я.– У нас есть данные, что вспышки агрессии внутри групп гасились самопроизвольно. Без участия лидеров. Как вы это объясняете?

– Это надо проверить,– уклончиво ответил эксперт.

Нет, «умник» – всегда «умник». Там, где нормальный человек скажет: я ошибался, ученый заявит: «предположение следует подвергнуть анализу». Ну как же! Признать в присутствии человека не из твоей «касты», что ты не всеведущ…

– Всё следует проверить, профессор! – заявил Сучков.– Если у вас есть хоть малейшие сомнения в психической полноценности подследственных, вам следует указать это в заключении. Иначе эти граждане должны будут в полной мере ответить перед Законом, а по предъявленному им обвинению они могут получить от шести до пятнадцати лет лишения свободы плюс пожизненное ущемление в правах. Это очень серьезно, профессор!

– И еще один момент! – вмешался я.– Я хочу знать, чем члены группы «Славянская старина» отличаются от остальных граждан города. Почему мне, ему (кивок в сторону Ивана), вам и миллионам остальных жителей Санкт-Петербурга не приходит в голову набрасываться друг на друга? Чем они отличаются от нас? Если это не дефект психики – то что?

– Возможно, у них повышенный уровень притязаний…– произнес эксперт.– Мнение комиссии единодушно: это не психическое отклонение, а нормальная поведенческая реакция, генетически заложенная в любого человека. Разумеется, поведенческие характеристики варьируются.

– Разумеется, все люди разные! – кивнул я.

С господином экспертом все было ясно.

– Подполковник! – я повернулся к Сучкову.– Полагаю, нам следует передать решение этого вопроса на более высокий уровень.

– А кто вы, собственно, такой? – недовольно осведомился профессор.

– Артём Алексеевич – представитель Секретариата Двора,– не моргнув глазом соврал мой друг.

Председатель экспертной комиссии поджал губы. Но вякнуть не посмел. Пререкаться с представителем Государя – чревато. Может кончиться тем, что пререкающемуся придется преподавать психологию китайцам в какой-нибудь Небраске.

– Слушай,– сказал я Сучкову, когда мы остались вдвоем.– Давай-ка еще разок глянем материалы допросов. Что-то мне они смутно напоминают…

– Можешь не смотреть, я тебе и так скажу,– сказал мой друг.– Помнишь, нам еще в Корпусе фильм показывали? О разгроме последней террористической организации…

– «Новая нация»?

– Они самые. Очень похоже. С поправкой на язык, конечно. Там все были из Запад-Европы, но если перевести с французского и немецкого, уверен, та же самая лексика. Отчетливо просматривается общая матрица. Ты уж мне поверь, я такие вещи с ходу отлавливаю. Специфика работы такая: едва доложат мне, что кто-то обещает последователям «космическое сознание» или «открытие третьего глаза» за соответствующее вознаграждение, сразу ясно: мой контингент, берем в разработку.

– Неужели этим еще можно кого-то охмурить? – удивился я.– Не устарело?

– Новое – это хорошо забытое старое,– сказал подполковник.– Казалось, при Кондратьеве эту пакость вывели начисто, ан нет. Опять торгуют той же дрянью. Даже обертка та же.

– Хочешь сказать, что эта «Старина» – зачаток будущего всплеска нацизма-терроризма?

– Какое там будущее! Нет у них никакого «будущего». Этот сорняк мы выполем с корнем.– Сучков усмехнулся.– Для того в Российской империи и существует Департамент территорий. Меня другое беспокоит: партейка эта, «Славянская старина», зарегистрирована года два назад и год с лишним ничем особым себя не проявляла, разве что пыталась к Федерации русских единоборств присосаться, но «стеночники» их в момент раскусили и шуганули. А ровно девять месяцев назад вдруг пошла в рост.

– Может, им денег прибавили? – предположил я.

– Нет, я проверял. Зато этот рост в точности коррелирует с той кривой, в которую ты мне ткнул носом нынешним утром.

– Кривая самоубийств? – у меня в мозгу щелкнуло: офицер «Алладина» отодвинул в сторонку подданного Российской империи.– Прошу прощения, подполковник. Назовите, пожалуйста, точную дату.

– Пожалуйста,– Сучков вывел на экран обе кривые.– Первые числа сентября прошлого года. Плюс-минус семь дней…– Иван посмотрел на меня, прищурившись: – Что-то не так, Артём?

– Всё так,– сказал я.– Это «ифрит».

– Предполагаешь, все-таки «ифрит»?

– Предполагал я утром,– сухо произнес я.– А теперь уже не предполагаю, а почти уверен. Извини, но я должен немедленно доложить…– Я активировал браслет и произнес по-японски: – Офицер Грива – специальному координатору Хокусаю. Экстренная информация…

Пока я наговаривал сообщение, Иван молчал, но моя тревога, должно быть, передалась и ему.

– Неужели всё так сурово? – проговорил он, когда я закончил.– Несколько самоубийц, две сотни дураков… Стоит ли бить в колокола?

– Стоит, Ванька, стоит…– проговорил я, мысленно прикидывая, сколько времени потребуется моему координатору на просмотр материалов и сколько понадобится нашим аналитикам, чтобы нарисовать нынешнее «личико» «ифрита» на локальном и глобальном уровне. Сутки? Меньше? – Вы тут, в России, просто не представляете, чем это может обернуться.

– И что теперь будет? – нахмурился Сучков.– Наедут ваши специалисты и начнут наводить свои порядки?

– Ты, брат, точно мультиков насмотрелся! – фыркнул я.– «Всем стоять-лежать по стойке смирно!» – передразнил я его.– Нет, Ванька, ты будешь делать свою работу, а мы свою.

– И какова ваша работа?

– А наша работа – найти причину. И прекратить научную деятельность в данном направлении, а само направление включить в список запрещенных. Кстати, не факт, что активизировавшие феномен исследования ведутся в России. Может, где-нибудь в Танзании или Боливии. Наша задача – найти.

– И что дальше? Головы отрывать будете?

– Если направление у нас зарегистрировано, то никаких голов. Остановим процесс – и всё. А если это несанкционированные разработки, тогда найдем умников и размажем по стенкам. Жаль, если это окажутся наши русские умники, но пощады не будет. Тут я ничем не смогу помочь, а даже если бы и мог – не стал бы…

– Да я не про это! – перебил Сучков.– Что будет с нами? С самоубийствами этими, с психозами?

– Если мы найдем причину и устраним ее, то и проявление феномена спонтанной деструкции постепенно сойдет на нет,– успокоил я.– Главное – найти. И пресечь. Обычно это занимает сутки – для зарегистрированных исследований, и от десяти дней до двух месяцев – для незаконных. Не волнуйся, мы тоже умеем выпалывать сорняки!

На самом деле все было не так гладко. Примерно семь процентов «инициаторов» феномена нам так и не удалось обнаружить. Скорее всего незарегистрированные исследователи, узнав, чем запахло, быстренько сворачивали программы. Именно поэтому наш Комитет главным образом занимался профилактикой: искал и «зачищал» нарушителей раньше, чем тем удавалось разбудить «ифрит».