Вадим Денисов - Дауншифтер

Продолжив рвать свежую плоть, тварь, звучно чавкая, каким-то образом непрерывно и громко гудела, именно это звук мы и слышали в коридоре.

– Не слушайте его! – раздался издали мальчишеский вопль. – Заткните уши!

Существо наконец-то насторожилось, отложило на скамью склизкий ливер и принялось то ли прислушиваться, то ли принюхиваться. Гумоз инстинктивно отшагнул от оконца, присел и потянул вниз меня. Рядом никак не мог набрать в лёгкие воздух Новиков.

И тут тварь заревела по-настоящему, переводя низкие частоты своего гудения в инфразвук. В голове что-то щёлкнуло, и всё вокруг поплыло.

Я почувствовал, как этот адский голос отдаляется, уходит в сторону, как будто поднимается куда-то… Или это я лечу в пропасть? Словно на гигантских качелях двигались стены и потолок бетонного коридора, всё так же пульсировал страшный, но почти уже плохо слышимый рёв, мерцал свет какого-то фонаря… Менялось само пространство вокруг меня, и вместе с этим утрачивалось чувство реальности. Словно сквозь вату, приседая ещё глубже, болезненно охнул Сомов, начавший бить себя руками по голове, и только Димка каким-то чудом словно включился в реальность. В его руках возник взрывпакет. Дикий сюрреализм сцены не позволял реагировать быстро.

– Дверь откройте, – прошептало пространство его раззявленным ртом.

И нас словно что-то подстегнуло, немного отгоняя нестерпимую боль в ушах. Наверное, именно слова Новикова – призыв к сопротивлению этому ужасу, к борьбе за свои и детские жизни. В трещавшей от накатывающих волн инфразвука голове возникла злость на отсутствие воли, судорожный порыв, жажда действия.

Чудовище что-то сообразило. Может, эта мерзкая тварь умела читать, если не мысли, то человеческие рефлексы и порывы. Вскочив, она за секунду оказалась у двери, вцепившись лапищами в ручку.

– Держи! – Новиков сунул мне взрывпакет и бросился помогать Михаилу.

– Сильней тяните! – истерично орал я, запаливая шнур.

Два физически крепких мужика, находящихся в состоянии боевой ярости, никак не могли перетянуть эту мифологическую скотину!

Вот щель чуть увеличилась.

– Ещё!

Оба заорали в голос и потянули на разрыв спины – щель приоткрылась, дымящийся взрывпакет улетел в камеру пыток. Хлоп! Дверь с резким стуком захлопнулась.

Бум! Створка отлетела в обратную сторону, стукнув в бетон рядом с прижавшимися к стене мужиками. Я тут же влетел в помещение и с трёх метров влепил из двух стволов по твари, почти не целясь – тут не промахнёшься! И в башку из нарезного!

Рев прекратился. Меня скрутило спазмом, за которым последовала страшная тошнота. Если бы поел перед рейдом – выплескало бы все кишки… Исчезло ощущение гигантских качелей, смещения параметров пространства, пульсации света и звука. Гумоз монотонно бормотал ругательства, раз за разом поворачивая голову из стороны в сторону, а Димка нашаривал выпавшую из рук «Сайгу».

– Полезли, что ли, – с трудом прохрипел я, кивая в сторону груды шкафов. – Надо всё это заканчивать, хватит…

– Мужики, вы поняли, кто это был? – спросил Сомов и сам же ответил: – Леший.

– Кто? Да иди ты, – вяло откликнулся Новиков. – Леший? Несколько другим его представлял. Хотя…

– А я вообще никак не представлял. Зато теперь очень хорошо представляю эту падлу.

– Точно, Никита, теперь образ приобрёл завершённость, – хмыкнул Сомов.

За баррикадой в торце коридора обнаружилась врезанная в бетон железная дверь, уже открытая настежь. В ней стояла светленькая девчонка в чёрной кожаной курточке и голубых джинсах. Она странно напряглась, вытянулась, крепко вцепившись худыми руками в косяки. Пацаны тоже выбрались и стояли сбоку.

Все живы!

– Ты Стеша? – тихо спросил Сомов.

И она тут же подалась вперед, вся в слезах – такой мне и запомнилась: устремленная, вытянувшаяся вперед и вверх, напряженная, как струна, девочка с выпученными глазами и дрожащими губами. Мишка легко подхватил её на руки и уже не отпускал до выхода на поверхность.

Тёмненького кареглазого Данилу я узнал сразу же, просто копия матери. Степан оказался мальчишкой с копной рыжих волос и редкими сейчас веснушками. Твою ты душу, сталкеры нашлись, охотниками за секретным оружием…

– Целы, кто-нибудь ранен, травмы есть? – быстро спросил я. Сталкеры синхронно помотали головами.

– Пить очень хочется, дяденька, – выразил общую жажду Данила, и Новиков тут же полез в рюкзак, спросив:

– Прыгуна кто из вас завалил?

– Он, вторым выстрелом! – коротко ответил Степан, показывая на друга. – Я тоже мог, но мне не повезло. Данька по ней свои последние высадил. И у меня всего один патрон остался…

Мальчишки действительно запаслись огнестрелом: ижевская двустволка у Данилы и фроловка тридцать второго калибра у Стёпы – старое, ныне почти забытое гладкоствольное ружье, основой для которого послужила трехлинейка Мосина, хотя под фроловки переделывали и винтовки других моделей, от Бердана до «Арисаки».

Напоследок я бегло осмотрел помещение, в котором они прятались, и удивился ещё раз, хотя считал, что на сегодня лимит таких эмоций исчерпан. В этой комнате стояли два сломанных кульмана, так назывался некогда распространённый по всем проектным конторам и отделам чертёжный прибор-пантограф в виде большой доски, установленной под изменяемым углом, и получивший своё название от имени немецкой фирмы. Легенда аналоговой чертёжной эпохи, в которой ещё не было системы автоматизированного проектирования AutoCAD. Линейки были скручены с пантографа и утащены.

Зачем военным небольшой части, расположенной в эвенкийской глуши, понадобились кульманы? Похоже, мальчишки шли по следу правильно.

Перед самым выходом я достал рацию.

– Юлия, слышишь меня?

– Слышу! Где они?! – почти сразу отозвалась Мифтахова.

– Все живы, целы, с нами. Выводим. У тебя всё нормально?

– Нормально, никто не появлялся, – задыхаясь от нетерпения, ответила женщина.

– Слушай внимательно. Мы выберемся слепые, не как кроты, но с минуту нам надо будет привыкать к свету. Так что птицей из клетки не выпархивай, следи там в оба глаза, прикрывай.

Но она, выждав меньше минуты, конечно же, выпорхнула. Подскочив к сыну, с размаха отвесила ему подзатыльник, затем второй. Степан голову не опускал. На третьем замахе он удержал материнскую руку и тихим баском спросил:

– Мам, это же твоя «сайга» у дяди Димы, да? Ты, это, дай мне несколько патронов, пустой я.

Она, замерев, что-то прошептала, а потом молча полезла в карман, вытащив сразу три красных цилиндрика. Сын забил их в «ижевку» и, не закрывая стволы, положил ружьё на локоть, склонив голову для следующего удара. Мать не выдержала и с рёвом бросилась ему на плечо. За пару дней ребёнок волшебным образом превратился в мужчину.