Владимир Михайлов - Живи, пока можешь

А кто же тогда ведет «клюв», показывающий, что намерен атаковать меня – но как-то не очень убедительно? Я поверил бы, если бы он шел сейчас с форсажем, чтобы не дать мне времени уклониться. Мое положение выгодно для него: я к нему обращен правой раковиной. Вин уж не упустил бы такой возможности. «Клюв» же ведет себя так, словно в его кресле кто-то, не имеющий ни опыта, ни даже теоретических знаний. Мальчишка. Вроде Зора…

Что?

Зор. Выпускной кадет. И лучший в корпусе по выполнению уклонений, точных маневров. Но не умеющий атаковать – потому, что курс атак начинается уже после корпуса, в Высшей школе, и окончательно шлифуется в Академии. Той, что Вы с Вином только что триумфально окончили.

Он не умеет атаковать – но атакует. Да, его петушиный характер.

Он ведь просился ко мне в прикрывающие – я отказал. Знал, что ему еще рано. Хотел поберечь мальчишку: впереди еще много-много войн, хватит на любую жизнь. Он мой брат, как-никак.

Сейчас стало совершенно ясно: от меня он пошел к Вину. И Вин его взял. Потому что Зор, объективно, на уровне нормального прикрывающего, в чем-то недотягивает, зато в чем-то, наоборот, опережает.

А беречь Зора Вину ни к чему. И если паренек не вернется, и если я тоже… задержусь, Вин возвратится к Весили, в тогда уже его дом. А он всегда так мечтал о доме.

Что же получается, Рек? Родной брат идет на тебя в атаку. Нападает, как умеет. Как думаешь: если позволить ему, он уничтожит тебя? Не остановится?

Ну, во-первых, откуда ему знать, что он дерется со мной?

Но Вин-то знает? Наверняка.

Однако Вин этого говорить мальцу не станет. Чтобы ничто не мешало воевать. Никакие сомнения. Они и так не будут слишком уж серьезными: в корпусе с первого дня воспитывают – и успешно – в духе:

«Главный в жизни человек – солдат. Главное в солдате – верность и преданность. Кому? Тому, кто выбрал тебя и заплатил. Тому, кому ты присягнул.

А все прочее – суета сует, недостойная того, чтобы воин задумывался о ней.

Мать, что тебя родила? Но ей за это заплачено, ее интерес соблюден.

Отец? Он тоже воин или был воином и думал именно так, как мы тебе говорим и как должен думать ты сам.

Братья, сестры? У каждого из них – свой долг и своя честь. Сестры родят новых солдат и получат свое. Братья сами встанут под знамена и будут думать и делать так, как и ты: так, как мы тебе объясняем. Мы и сами думаем и поступаем только так. Всю жизнь.

Редане – лучшие воины в Галактике. Именно потому, что у них есть чувство долга и не бывает сомнений.

Запомните, ребята: сомневающийся гибнет первым. Уверенный – возвращается домой».

Да, так учат. Но не только. Потому что существует и солдатская честь. То, что мы всегда желаем друг другу.

А как совмещается с честью то, что ты сделал, Вин, не только не спросив моего разрешения забрать к себе Зора, но вообще не обмолвившись об этом? Да никак не совмещается. И это не первый случай. Честь требовала, чтобы ты, проиграв показной бой, заявил об этом, исправил ошибку наблюдавших. Ты и этого не сделал.

Ты потерял честь, Вин. С этим и живи. Пока можешь.

Но не знаю, как тебе, а мне теперь жить – если уцелею – станет куда труднее. Потому что раньше для меня «хороший солдат» и «бесчестный человек» никак не могли сочетаться. Оказывается, это возможно? И мы, солдаты, ничем не лучше других? Для меня это – крушение, Вин.

Но об этом я еще подумаю потом. Сейчас не время. Надо драться.

Интересно, Вин, а что ты успел внушить Зору? Сказал, что ему придется выступить против брата? Или умолчал? Теперь я подозреваю, что ты ничего ему не объяснил. А Зор – паренек доверчивый.

А я сейчас проверю. Я еще могу вывести корабль из-под удара. Но чуть промедлю. Интересно: ударит он? Ударит?

Прости, Рек, а сам ты – зная наверняка, что тебя атакует родной брат, – постараешься ударить первым? Уничтожить его? Или мысль о родстве тебе помешает?

Нет.

Да.

Я не знаю…

Нет, знаю. Я – солдат, и он тоже. Он принес присягу – но и я. Солдат, уклоняющийся от выполнения данной клятвы под любым предлогом, теряет честь и вместо нее получает позор. До самой смерти и после нее. И тот же брат, которого ты пожалел, отречется от тебя навсегда и забудет о вашем родстве.

Такова жизнь, и такова смерть.

Так нас воспитали. Но сейчас откуда-то выскочила мыслишка: а позволять братьям убивать друг друга – насколько это совместимо с честью? Потому что не может ведь солдатская честь отличаться от чести просто человеческой?..

Не время для таких раздумий.

И все же: он ударит? Помедлить еще секунду…

Вин, но это – против чести! Направляешь брата против брата? Какой же ты после этого солдат? Зная, что я – на другой стороне, ты не имел права брать парня к себе. И это тебе прекрасно известно.

Родной брат идет на меня в атаку. Нападает, как умеет. Откуда ему знать, что он дерется со мной?

А Вин знает. Но говорить мальцу не станет.

Постой! Связь! Ищи частоту, пока еще можно. Вызови. Скажи: «Зор, это я…»

– Зор! Зор! Это Рек! Откликнись!..

– Рек, милый! Ты гибнешь!!

– Нарин, родная… Я…

– На семь часов, пятнадцать градусов ниже!

Все-таки ударил.

Но не «клюв». Первым нанес удар по слабой, кормовой части корабля, которым управлял Рек, подкравшийся «коготь», оказавшийся в нужной точке благодаря почти немыслимому финту. Это была вершина пилотского мастерства. Вин Сит не зря был Первой строкой своей группы. И его-то сомнения не волновали.

– Вот тебе, родственничек, – пробормотал он, правым радионом своей машины в упор прожигая тело леганского «клюва» и позволяя пустоте ворваться внутрь корабля.

Дело было сделано, и он реверсом отработал немного назад и завис. Пилот разрушавшегося корабля наверняка погиб – если только он не был одет в автономный скафандр. Такое снаряжение позволяет выжить, хотя и несколько ограничивает движения. Пилоту для тонких маневров бывает нужно совершать миллиметровые движения, а в скафандре это получается не всегда. Если Рек выжил, он сейчас будет выбираться из обломков неконтролируемо кувыркающейся теперь массы покореженного металла. И вот тут-то…

Вин смотрел очень внимательно. Потому что спасшийся пилот в скафандре вполне может, чтобы взять реванш, подобраться к «когтю», нанесшему ему смертельную рану, и попытаться отомстить… есть два-три таких способа.

Из обломков не выбрался вроде бы никто. Блеск.

– Рек, это ты? Я Зор. Где ты? Рек, отвечай! Рек, я сейчас, только разберусь с одним…

Вин смотрел внимательно, но не туда. Если бы он просматривал пространство левее и выше (высота – там, куда обращена голова), то поспешил бы отработать от обломков подальше.

Потому что азартные мальчишки, бывает, теряют чувство меры. А мысли о собственной гибели от них еще весьма далеки.