Владимир Михайлов - Переводчик с инского

– Мы на месте, не заметил?

Только тут я сообразил, что мы и в самом деле висим почти на развязке, и до нужного нам здания остались считаные метры. Прелестно. Она, надо признать, сориентировалась неплохо, долетели мы даже быстрее, чем я предполагал.

– Входить придется нормально, – сказал я, одновременно увертываясь от пролетающего мимо. – Я не знаю, на каком они этаже, а бродить внутри наугад – не лучший метод.

– Этаж – восемьдесят четвертый. Окна на запад. Восемь окон, из них два порта. Так что срочный вариант проходит без проблем. Итак?

– Сейчас, – пообещал я, – тут надо подумать.

Это было ошибкой, потому что, как оказалось, надо было не думать, а действовать, используя ту минуту-полторы, что Лиза выиграла, двигаясь сама и меня вынудив лететь на предельной скорости. Моя медлительность свела полученное преимущество на нет, и когда я проговорил наконец:

– Пожалуй, войдем низом, чтобы не привлекать…

Меня сзади взяли за плечо, деликатно, но весьма крепко. И я услышал сказанное по-сальтски, негромко, но уверенно, решительно:

– А сейчас – малым ходом, с подъемом спиралью до восемьдесят четвертого, там вас уже ждут. И вы, женщина, то же самое. Спокойно, без суеты.

Не нужно было даже оглядываться, чтобы посмотреть на говорившего, я узнал его голос и так; слова принадлежали человеку, с которым я недавно разговаривал в подвале – если мои действия там можно было назвать разговором. И он был, конечно, не один – явственно слышалось сопение позади еще, самое малое, трех человек и приглушенный шелест их агриндиков. Вряд ли тут можно было сопротивляться.

Однако, вопреки этой разумной мысли, рука моя сама собой дернулась к поясу, где помещался пульт агриндика. Потому что поведение в таких вот ситуациях давно разучено, с этого начинается любая специальная подготовка, как с гамм начинается обучение музыке. Действия элементарно просты: ты выключаешь агриндик и начинаешь свободно падать в полном соответствии с законом тяготения, и за малое время, какое неизбежно проходит между началом твоего падения, и ответными действиями человека, желающего тебя задержать, – за эту секунду успеваешь оторваться от него на несколько метров (в зависимости от того, в каком мире это происходит и какая там постоянная тяготения), а оторвавшись – найти глазами местечко с самой большой плотностью пролетающих, взять курс на него и сразу же включить движок на самый полный. Пока смысл этих твоих действий дойдет до преследующего, ты (в пяти случаях из десяти) успеешь затесаться в толпу, сманеврировать в ней и вылететь в таком направлении, чтобы пролетающие заслонили тебя от враждебного взгляда. Такое действие является уже безуловным рефлексом, не нуждающимся в обдумывании и принятии решения.

Рефлекс сработал и сейчас – но безуспешно. Потому что мои пальцы, безошибочно приблизившиеся к клавише «on/off» агриндика, прикоснуться к ней не смогли, а наткнулись на руку моего противника – или кем следовало считать его? – чья кисть уже лежала на моем пульте. Видимо, моя реакция была ожидаемой. Самое время пожалеть, что агриндик лишен голосового управления; вернее – не он лишен, а просто я сейчас не в состоянии был издать нужные звуки: голосовое управление не рассчитано на инов с их косноязычием.

– Ну, ну, – сказал задержавший меня не без укоризны в голосе. – Это несерьезно. Не будем терять времени.

И, по-прежнему распоряжаясь моим пультом, собственноручно включил мой малый ход и задал нужный угол подъема. Один из его спутников – кажется, я узнал и его – проделал ту же операцию с пультом моей переводчицы. И мы начали подниматься по заданной спирали, а потом обогнули угол здания на уровне восемьдесят четвертого этажа и стали приближаться к гостеприимно распахнутому портальному окну.

Нас действительно ждали, и, похоже, с большим нетерпением. Их было четверо, не считая тех, кто задержал нас и доставил сюда. Четыре хорошо одетых (по сальтским понятиям) мужика, один – постарше, трое – примерно моего возраста, то есть в самой поре расцвета (мысль очень приятная, но в данном случае нимало не утешительная). Все они размещались за столом в правой от окон части помещения, такого же, в общем, небольшого конференц-зала, каким был тот, где я так и не дождался Орро. Сидели в ряд, спиной к стене и лицом к нам, усаженные на стулья в середине комнаты. Доставившие нас заняли позицию за нашими спинами. В общем, мизансцена более всего смахивала на судебное заседание, не хватало только адвокатов, Лизиного и моего. Видимо, защиту придется вести самим.

Похоже, что такую возможность нам предоставили, задав вопрос:

– Где товар?

Я ответил, а Лиза аккуратно перевела:

– В надежном месте. Я не взял его с собой, поскольку было условлено, что сперва мы окончательно договоримся о цене, и только потом…

Председатель судебной коллегии (похоже, старший из четверых видел себя именно в такой роли) не позволил договорить:

– Глупости. Ясно же, что окончательная цена может быть установлена только после того, как мы увидим товар своими глазами и сможем убедиться в том, что он действительно является тем, что мы хотим получить. А ваше поведение больше всего напоминает повадки мелкого жулья. Вы же не думаете всерьез, что сможете подсунуть нам «куклу»?

Я счел уместным возразить:

– Это вы, похоже, считаете нас за полных лохов, способных принести такую ценность в место, где ее могут просто отобрать, а с нами разобраться по-крутому. Серьезные дела так не делаются. Нужны гарантии. Нейтральное место и деньги против товара. Место должно быть хорошо просматриваемым, число участников – равное с обеих сторон. Что может быть у вас против такого варианта – если вы играете честно?

Пока Лиза переводила, я внимательно прислушивался к ней; ничего, терминологией она владела нормально, и мой инский тоже понимала хорошо. Трибунал тоже выслушал ее вполне серьезно.

Старший ответил:

– Мы всегда играем только честно. А вот вы ведете двойную игру.

Стоило большого труда сразу же не выразить лицом крайнего возмущения; но я помнил, что сальтским владею ограниченно и потому должен сперва выслушать перевод. Лиза переводила достаточно медленно, чтобы дать мне время обдумать ответ. Я испугался было, что она захочет добавить что-то от себя – дать какой-нибудь совет, женщины вообще обожают давать советы. Существовала ведь вероятность, что хоть один из присутствующих понимает инский, если даже сам и не может говорить. К счастью, моя переводчица, видимо, понимала это не хуже моего. Когда она умолкла, я смог наконец показать, что оскорблен до глубины души, смог в той степени, конечно, в какой владел своим новым, еще не очень привычным лицом. Но то, чего не смогла выразить мимика, я постарался сформулировать на словах: