Сергей Вольнов - Зона Посещения. Расплата за мир

Андрей протянул лишь немногим дольше.

Его смерть не была такой быстрой и милосердной, как у Черномора. Мутанты отсекли ему лучами руки и ноги. Подхватили рюкзак с бесценным трофеем и ушли прочь.

… От нечеловеческой боли, пожирающей его, он сначала не понимал, что с ним творится и где очутился. А потом снова увидел нескончаемый калейдоскоп миров во всём их многообразии. Его душа вот-вот освободится, и ему откроется путь дальше. Он станет свободным. Свобода – это когда есть выбор, в каком из миров родишься жить. Но за свободу приходится платить. Единственный мир, куда он отныне не сможет попасть, – родной, в который ему больше всего захотелось бы вернуться, где ждёт его дома любимая девушка Весна. И любящая. Андрей теперь знал всё-всё, и то, что она тоже полюбила его с первого взгляда.

Но уже ничего не изменить. Однако среди всей вселенской правды Андрею открылась и такая: если Весна будет продолжать любить его до самой своей смерти, как он её, тогда в следующих жизнях они обязательно встретятся, выбрав один и тот же новый мир для своих более развитых воплощений. Правда, они скорее всего забудут то, что было до этого, но у них хотя бы будет шанс найти друг друга заново. Конечно, Весна может сделать иной выбор, узнав о его смерти, со временем свыкнуться с потерей и найти кого-то другого. Но он бы всё равно не стал её винить, потому что того, кого любишь, настоящему человеку нельзя ни в чём винить…

И поэтому на перерождение душа Андрея отправилась с надеждой на то, что они с душой Весны ещё обязательно встретятся. Жаль только, что не в этой жизни, но ведь и смерть не имеет значения, если после неё ты продолжаешь любить.

У него не получилось принести волшебный подарок человечеству. Но может, когда-нибудь, где-нибудь, кто-нибудь окажется более удачливым и сделает для своего человечества что-то большее…

Он окончательно устремился туда, вперёд, в бесконечность, и ему навстречу хлынул согревающий, избавляющий от боли, абсолютно белый всепоглощающий Свет.

…Их было несколько. Пять, шесть или семь. Сосчитать точно Сталкер почему-то не мог, как ни старался. Шли они медленно, словно прогуливались по бульвару, а не двигались по голой степи в пятом круге отчуждения.

Эли перестала лихорадочно дрожать. Испарина, покрывшая её лицо, блестела на солнце. Полдень, снова солнечный полдень, когда на полчаса свет заглядывает даже в эпицентральную глубину Трота. Кровь из прокушенной губы тоненькой, трогательно человечьей струйкой стекла по подбородку и закапала грудную часть бронекомплекта.

Что с ней происходит, он пока не понимал, но ощущал, насколько любимой больно. И сжимал-разжимал от бессилия кулаки! Ему ничем не помочь унять эту боль, он вообще не знает, что делать…

Группа идущих приблизилась настолько, что Сталкер определил: идут и женщины, и мужчины. По силуэтам и габаритам судя – двое минимум, а может, и трое… сосчитать так и не удавалось, странно, очень странно, их явно меньше десятка, но не меньше пяти. Ладно, решил он, сколько б их ни было, важнее намерения, а не количество.

В доброте намерений этих незваных гостей он сильно усомнился. Они и выглядели-то кем угодно, только не добрыми людьми.

Хотя с виду люди как люди. Одеты, экипированы и вооружены по всем сталкерским правилам, насколько мог предположить одинокий сталкер, бродивший по уровням обезлюдевшего Трота без напарников и былой «инфраструктуры» за неимением таковых.

– Привет-привет! Сюрпри-и-из! Не ждала и не звала, а мы без приглашения! – раздался женский голос.

Звонкий, почти девчоночий, совсем не похожий на низкий, грудной голос Эли. Кто именно поприветствовал, разобрать не получилось. Пришедшие, тесно сплотившись, двигались, едва ли не соприкасаясь плечами, монолитной командой.

– Точно так же, без-з приглашения… и обратно отправитес-сь… – натужно, процеживая слова сквозь кривящиеся в гримасе боли губы, ответила Эли.

– Аха-ха-ха-а!!! – рассмеялась непрошеная с голосом девочки, и ей вторили другие голоса, женские и мужские. Уж о-очень их насмешил полученный ответ. Особенно постарался загоготать басовитый мужской голос, густым тембром гулко перекрывший хоровой смех:

– Гаг-гаг-га!!!

– Поигралась словами? – ласково осведомилась солирующая «девочка», когда все неожиданные командно отхохотались. – Или пошутишь ещё, предательница грёбаная?

Контраст между тонким голосочком и грубостью второй фразы получился разительным. Сталкеру даже понадобилась секунда, чтобы дошли форма и содержание сказанного.

В следующую секунду он молча, без возмущённых восклицаний и протестов, вскинул «Рысь», винтовку-подарок незабвенного деда Макарыча, чтобы открыть огонь возмездия по сплочённой группе, без разницы, кто именно говорил гадость…

Но в третью секунду яростная боль добралась и до него.

Раскалённым потоком расплавленного металла адский огонь влился в его голову, устремился ниже, хлынул в грудь и живот, опустился в ноги…

У человека не нашлось сил даже застонать. Он выронил оружие и, хватая воздух разверстым ртом, скрючился, прижал руки к животу, рухнул на колени и воткнулся лбом в степную почву. Попытка пошевелиться привела к всплеску огненной лавы боли. Превращённый в коленопреклонённую и бьющую челом статую, он видеть не мог, но пока слышал. Только бы никакой из мускулов не дрогнул невзначай…

– Не трогайте его, звери!!! – закричала его женщина. – Не смейте даже прибли…

Крик захлебнулся, как будто ей врезали под дых. После паузы он услышал прерывающийся голос:

– Как вы… с-смогли выб… раться…

– Всё очень просто! – охотно просветила звонкая солистка. – Ждали, ждали и дождались момента слабости. Мы верили, что обязательно проколешься. Ты сильная, спору нет, но вместе мы сильней тебя. Чтоб ты знала, царица отчуждённого тайничка, не одна ты желания исполняешь, нашлась альтернатива…

– Ха-аха, шар-ровая! – хохотнул басом «второй голос ансамбля».

– Ничего со мной не сделаете, – перебив звонкую и басистого, внезапно окрепшим, чётким голосом произнесла она. – Боль я вытерплю любую, хоть вселенскую, но убить меня вы не осмелитесь. Вместе со мной погибнете, вы же только в моём подсознании существуете, из глубин памяти вырвались, да, но в сознании долго не продержитесь. Убьёте меня – погибнет память, исчезнет сознание…

– Ничего-ничего, эту досадную расплату мы уж-ж как-нибудь пер-реживём! – снова перебил мужской голос, тот самый рычащий бас. – Смер-рть для нас избавление, лучше уж так, чем пр-розябание в твоей темнице.

– Шизофрения, конечно, на многое побуждает, и на самоубийство тоже, но я суицидальными наклонностями не страдаю и умирать не хочу… Не дождётесь. Надо было сразу стереть память о вас, о том, что вы вообще были, но поддалась приступу ностальгического сочувствия и пожелала оставить. Теперь расплачиваюсь материализацией теней… и развосьмерением личности.