Владислав Морозов - Охотник на вундерваффе

Но в любом случае следовало понимать ситуацию так, что я здесь, похоже, застрял и какое-то время мне надо тут жить. Это, как говорится, объективная реальность. Прошлонавт, тыды его за ногу…

Ладно, раз так – все лишние мысли и догадки пока побоку. Самое главное – совсем не околеть на этом холоде. А ведь у них тут никаких самых паршивых антибиотиков и то нет. Конечно, советская медицина, может, и была лучшей в мире, но все равно простудишься – и кирдык, поскольку здесь острый бронхит или воспаление легких еще лечат как и чем попало. И не факт, что вылечивают. Кстати, может, мне все-таки отломятся какие-то бонусы от тех самых «роялей в кустах»?

Но для начала надо было определить время, куда я попал. Хоть приблизительно. Понять, наша это реальность или некая «альтернативка», можно будет и потом.

Что тут сказать? Всех подсказок – горящие танки «Т-26», грузовик и восемь лежащих в неудобно-живописных позах трупов. Шестеро в танковых шлемах(на одном шлема не было видно), в том числе четверо из них в комбинезонах, еще двое в ватниках и ватных штанах. Оставшиеся двое убитых были в серых, запачканных грязью шинелях, ботинках с обмотками и ушанках на искусственном «рыбьем меху» – явные пехотинцы. Командиров среди погибших не наблюдалось. Одни рядовые и сержанты. На некоторых убитых танкистах была форма с черными петлицами и латунными танками на них. И, разумеется, ни малейшего намека на погоны. А раз так, то очень сомнительно, что это, скажем, 1942-й (на втором году войны цветные петлицы были уже не правилом, а скорее редким исключением из таковых), скорее все-таки занесло куда-то в 1941-й.

Листьев на окружающих деревьях практически нет, дожди, грязища, холодрыга. Получалось, что это поздняя осень. Стало быть, сентябрь или октябрь 1941-го. Ноябрь вряд ли, я четко помнил, что в ноябре тогда уже вовсю снег шел, на эту тему можно хоть хронику с парада 7 ноября 1941 года вспомнить. Значит, первая военная осень. Вот же гадство…

Конечно, это практически «мечта любого реконструктора», но вся загвоздка в том, что я-то как раз не вполне принадлежал к этой почтенной секте. И умиляться свершившемуся факту как-то не хотелось, а спрашивать «почему именно я, а не кто-то еще» все равно было не у кого.

Ладно, примерное время года и сам год вроде определил, точнее сориентироваться предстояло позже. Судя по пейзажу, я, без всяких сомнений, в России (здесь я поймал себя на мысли, что рассуждаю прямо как некий «Капитан Очевидность» – понятно, что такая грязища где-нибудь в Южной Франции вряд ли может быть), а если точнее в – СССР. На войне. И логика подсказывала, что фронт, видимо, был примерно в той стороне, куда давеча улетела пара «Bf-110» (там, где-то за серым горизонтом, ощутимо, но монотонно бабахало), а значит, топать мне следовало желательно в противоположную сторону.

Главное, похоже, прояснилось, а остальное тоже было вполне понятно – теперь надо было хотя бы частично переодеться в сухое, вооружиться, найти какие-нибудь документы и прочее. Пока за шпиона или диверсанта не приняли. И не пристрелили по законам военного времени, то есть без суда и следствия.

По крайней мере, документы, которых у меня не было вообще (я сюда свалился почти как Максим Каммерер в «Обитаемом острове», только, слава богу, не в одних сверхпрочных и нанотехнологичных плавках), точно следовало позаимствовать у кого-то из лежащих сейчас рядом со мной покойников, разумеется, выбрав кого-то хоть немного подходящего по фактуре и возрасту. За восемнадцатилетнего и свежепризванного юнца с прыщавой совестью я уже никак не сойду, нужен мужик лет тридцати, а если точнее – хладный труп такого мужика.

Я подошел чуть ближе ко все еще ярко горевшим танкам и практически догоревшему грузовику.

Картина выходила примерно такая – они, похоже, ехали к фронту колонной (если три машины можно вообще считать за таковую). На черепашьей скорости, буксуя в этих колдобинах. Тут на них и налетела авиация, а точнее – немецко-фашистские стервятники из геринговских люфтваффе. Как я уже успел отметить, рассредоточить технику, судя по положению машин, они не смогли или банально не успели.

Хотя нет, кое-что все-таки успели – чем-то похожие на окошки пивных ларьков времен позднего социализма, люки мехводов и верхние башенные люки у обоих «Т-26» были широко открыты, а значит, выбраться экипажи все-таки сумели. А вот в дымящихся остатках кабины «полуторки», прямо за обгоревшим докрасна торпедо, просматривалось тлеющее нечто, отдаленно похожее на бывшего человека. Стало быть, водиле «ГАЗ-АА» не повезло…

Пробоин в танках я, что удивительно, не увидел и тут же задал себе резонный вопрос: а с чего они тогда вообще горят?

Потом присмотрелся и понял – на корме танков были видны явные металлические бочки для топлива. Сейчас они уже в дырявом и покореженном виде (одна вообще с начисто выбитым дном) все еще лежали на крышах МТО. Вариант удачный с точки зрения повышения запаса хода, но вот исходя из соображений повышения пожароопасности выходит вовсе даже наоборот.

А кузов грузовика (точнее, то, что от него осталось, после того как деревянные борта сгорели) вообще, похоже, был набит минимум десятком, сейчас уже обгорелых и мятых бочек с рваными дырами (несомненно, в них тоже был бензин). Похоже, рвануло там знатно – несколько еще дымящихся бочек расшвыряло далеко по дороге, две лежали метрах в десяти от грузовика.

Выходило, что немецкие летчики на них и бомб особо не потратили (ям, похожих на воронки от мелких бомб, я насчитал всего три, да и те сильно позади горящих машин, похоже, неверно рассчитали и промазали) – просто зашли на бреющем и лупанули из всех наличных стволов, да от души, да зажигательными… У «сто десятых» секундный залп хороший, а кругом бензин. Вот оно и взорвалось. Опять же, если в огнеметном «Т-26» был заправлен еще и бак с огнесмесью (этот танк горел особенно хорошо и у него вспучило броню подбашенной коробки – явный признак хорошего внутреннего взрыва), то это при таком раскладе он жогнул особенно красиво. Не взрыв, а просто «праздник» какой-то…

Ну а дальше – возможны варианты. Зависело от того, сколько заходов немцы сделали на свою цель. Они вполне могли поджечь перевозимое топливо и положить мечущиеся и разбегающиеся экипажи и с одной-единственной атаки.

Во всяком случае, у всех лежавших в грязи относительно целых (а значит, их все-таки достало не взрывом) трупов были видны входные и выходные пулевые дырки на одежде.

Уже практически околевая от холода в своем мокром комбезе, я начал подробнее осматривать покойников. Ближе всего лежали, практически одно на другом, тела двух пехотинцев в шинелях. Это были довольно старые небритые мужики, лет пятидесяти, да еще и субтильные, малого роста. Правда, у одного из них под задравшимся обшлагом левого рукава шинели мощно тикали вполне приличного вида крупные часы на кожаном ремешке, которые я немедленно снял и нацепил это полезное приобретение (у меня в момент провала во времени ни часов, ни тем более мобильника с собой не было, все осталось во Вторпятове, в моих вещах, и, честно говоря, слава богу) себе на руку. Извини, мужик, возможно, со стороны это и выглядит как чистой воды мародерство, но тебе-то самому узнавание времени теперь точно до лампочки… Мне нужнее… Ведь все равно кто-нибудь да снимет с тебя эти «котлы»… Часы показывали половину четвертого, только явно не ночи, а 15.32 дня. Хоть что-то…