Егор Чекрыгин - Возвращение в Тооредаан [линеаризовано]

Увы, но даже добродушное расположение к нему высокого начальства не смогло избавить оу Наугхо от прохождения через канцелярский ад при выправке всех необходимых документов. Местные чиновники, впрочем, тоже были настроены к нему весьма доброжелательно, но правила есть правила, да и ход дел в провинции весьма располагает к неспешности и лёгкой рассеянности. Так что вырваться из этого царства бумаг и печатей оу Наугхо смог только спустя два часа — взъерошенный, раздражённый и готовый в одиночку схватиться хоть с целой бандой лесовиков, лишь бы не видеть больше в жизни ни единого официального бланка и не слышать очередную трепотню ни о чем, коию мающиеся от безделья канцелярские чиновники почему-то почитают за светскую беседу.

И только после всего этого он наконец смог добраться в пенаты родного Бюро и, вздохнув с облегчением, приступить к своим непосредственным обязанностям.

Для меня это никогда не казалось чем-то сложным, а вот другие удивляются. Ну, допустим, южане-то ещё понятно, они народ порченный. В смысле, привыкли там у себя в городах жить, ничего не видя, но ведь и из наших многие только языками цокают — «Как ты хорошо, Хееку, следы видишь!». А чего их, спрашивается, не видеть, вот же они, на земле! Вы же тоже, коли вам пальцем укажешь, видите, чего же, спрашивается, раньше не замечали?

Ну да это в степи или горах. Там ведь каждая сломанная веточка, каждая примятая травинка словно бы кричит тебе «тут вот олень шёл, а тут — человек», а в городе… Гнилое все-таки это место — город. Сколько уж лет и сам в городе живу, а всё не перестаю удивляться, как тут всё неправильно. И люди и вещи тут словно бы мельчают. Вон, у нас в предгорьях, коли человека встретил, так это же целое событие! Ты с ним и поговоришь по душам, и новости узнаешь, в дом свой пригласишь. А может, и войну начнёшь. Но всё равно, человек — это очень много и важно! Да что человек — там каждую малую птаху в лицо и по голосу различать учишься, а в городе… А тут в городе мимо тебя за день сотня человек пробежит и вскоре ты с незнакомцами даже здороваться перестанешь и внимание на них обращать.

А вещи? Вот у нас в доме топор был. Так я ж про тот топор столько всего знал! И что прадед мой его выменял на две медвежьи шкуры и бочонок мёда. И что топор этот он родителям невесты в числе других необходимых для женитьбы вещей показал, доказывая свою состоятельность как будущего мужа. И как потом дом для прабабки моей строил, и этим вот самым топором крышу рубил. И как дед потом этим же вот топором, когда Хорьки из-за хребта на наше селение набег устроили, двоих вражин зарубил. И как… Да много историй я знал об одном только этом топоре. Да и не только топоре — почитай, у каждой миски в доме своя история была. Каждая царапинка на ней свою тайну хранила, а вы говорите, «Как ты, Хееку, следы умудряешься видеть?» Коли с детства рос, понимая важность каждого скола на миске, каждой царапинки на топорище, или щербинки на лезвии ножа — следы-то, они что? Следы, они сами с тобой разговаривать начинают.

А в городе пойдёшь на базар, а там целый ряд лавок стоит с топорами, а мисок в кабаках по пьяни бьют больше, чем у рода Барсов с изначальных времён было. Вот поэтому и мельчают там и люди, и вещи, что много их, и оттого не ценится ничего.

К чему это я всё? Да к тому, что хреново в городе следопыту. Натоптано-перетоптано тут так, что глаза разбегаются — хоть на четвереньки вставай и ползи, носа от земли не отрывая. И то бестолку, след тут долго не лежит, не успеешь оглянуться, а уж кто-то сверху натоптал, да ещё и не по одному разу, так что…

Ну да впрочем, приказ он и есть приказ. Так что взял я тот кисет с монетками, да и отправился по постоялым дворам шастать. Только потом сообразил, что зря я один на это дело отправился, надо было верблюда с собой взять. Животных-то в городе всё равно меньше, чем людей. Так что если караван тот разыскивать, то уж лучше по верблюжачьим следам, а там уж можно и к людям присмотреться. Только вот когда я пеший заявляюсь, да начинаю возле стойл или кормушек вертеться… Народ-то у нас в Дааре какой? Коли прижмёт их, так все давай орать «Стража, стража!», а как отпустит слегка, они нашего брата-солдата первым вором и жуликом почитают… Не без основания, правду сказать — жизнь-то такая, что иной раз чужой барашек, а то и девка пригожая, сами в руки идут. А подвластны мы только суду военному, так что коли сразу за руку не поймают, то хрен ты с нас потом за того барашка или девку спросишь. Тут, главное, наглеть не надо, потому как с наглецами свои же и разберутся — нам с местными зазря ссориться тоже резонов нету.

Ну да, ведь одного барашка упрут, а народ переврёт, что целую отару украли да ещё и пастухов с десяток вырезали, и пойдут байки по миру гулять. Вот и когда я, значит, к кормушкам или там стойлам подходил, за мной сразу с десяток глаз взглядами будто прилипали, а то и окрики начинались, дескать, шёл бы ты, мил человек, подобру-поздорову, а то у меня верблюд такой кусачий, что намедни троих воров ножом зарезал. Мне-то все эти окрики, ясное дело, что писк мышиный. Народ у нас в Дааре, конечно, горячий, но при свете дня стражника убивать не станет. Но десятник наш строго приказал искать по-тихому, внимания к себе не привлекать. А тут за тобой чуть ли не десяток глаз глядит, какое уж тут «по-тихому».

Так что прошлялся я почти целый день, ноги гудят, от пива в брюхе расстройство, а без всякой пользы. Ну, правда, с городом познакомился, к людям присмотрелся. Дело полезное, не вызнав местности, охоту начинать нельзя. Все бы ничего, да тут Рааст-дурилка отличиться сумел. А мне это вроде как в укор.

Преследовать.

Утром при свете дня сумел толком осмотреть трофеи. Мушкет оказался под стать тем, с которыми мы тренировались в Спецкомплексе. Только что сделан более грубо и тяжеловеснее, что ли. Тут как бы всё понятно. В том смысле, что хотя у нас и пытались делать вещи наиболее приближенные к этой реальности, а все-таки сотни лет технологического отрыва просто так в унитаз не спустишь, потому, когда даже и старались делать похуже, всё равно получалось лучше, чем в этом времени. Тут вот, к примеру, мушкет по сути своей бронзовая труба, прикреплённая к слегка обструганному деревянному брусу, приклад как лопасть весла и замок — крючок без особых технологических изысков. А то, что на оружие была намотана толстая перевитая серебряная проволока, делало вещицу ещё более тяжеловесной и безвкусной, хотя наверняка бывший хозяин сего карамультука искренне полагал это признаком богатства и крутости. В общем, от всей этой конструкции разило чем-то таким дикарско-первобытным. Судя по тому, что нам рассказывали об уровне технологий Земли-2, тут умели делать вещи уровня века так XVIII нашей Земли и уже вовсю переходили на ударно-кремнёвые замки, а это, похоже, была поделка мастерской одного из отсталых народов, которых тут тоже хватало.