Сергей Недоруб - Красный вариант

В то время никто не мог понять, что это такое было, откуда на Оболони резко взялся лимонад и почему местные перестали его выпускать, если он приносил такие барыши. Но больше всех забеспокоились в столице. В частности, Кипарис долго не мог понять, откуда «оболонщики» раздобыли в таких масштабах сахар. Для той газировки его нужно было очень много. Имелась даже версия, что на станции сумели культивировать особые виды тростника, что возвело Оболонь в статус стратегического партнера. Ведь сахар – это не только лимонад, но еще и огромный пласт химической продукции, включая взрывчатку.

История с лимонадом оказалась большой шуткой «Скифа». Они занесли «оболонщикам» сахара, чтобы навариться на перепродаже напитка, вдобавок надув «Киммерию». Еще они так прощупали столицу на прочность нервов и скорость реакции.

Кто оказался в проигрыше, было ясно без слов. Когда лимонад кончился и оказалось, что на Оболони его производить своими силами не могут, за станцией закрепилась прежняя репутация полных неудачников. Ион не видел в этом ничего противоречивого. В конце концов, любой общественный эксперимент всегда заканчивается победой его же спонсоров и проигрышем всех, кто в нем участвует.

Тридцать третье изображение показывало седьмую годовщину Креста – текущий год, ознаменовавшийся снижением налогов «скифским» караванам. Длинная цепочка купцов в туннеле двигалась при включенном наружном освещении. Все уверенные, нагруженные под завязку. То ли их отношения с Датаполисом потеплели, то ли Кипарис вел свою игру. Как бы то ни было, караваны шли один за другим. Что же за товары они несли? Если бытовуху, вроде батареек, то откуда такие масштабы? Возможно, Кипарис просто открыл все ворота, чтобы собрать как можно больше товаров в Датаполисе, даже если для этого следовало расстаться с запасами всех имеющихся видов валюты. Тем более что ценность жетонов метро весьма условна и подкрепляется лишь товаром и видами производства.

Могла ли активная торговля быть еще одной разновидностью войны? Ион попытался вспомнить, что в то время заносили купцы на Лукьяновскую. Кажется, уголь. Необычный товар для такого далекого направления, потому что уголь как раз никто не таскал в заплечных рюкзаках. Его грузили в ящики и везли на дрезинах. Учитывая, что «скифам» до Лукьяновской надо было перебираться через сломанный метромост, задача перед купцами стояла нелегкая. С другой стороны, мало ли что они могли спрятать в куче угля или даже в отдельных камушках. Контрабанду никто не отменял.

Ион прокрутил следующее изображение и уставился на фото самопального оружия. Это был автомат производства умельцев с Печерской. Они были талантливыми ребятами, по-настоящему одаренными мастерами, и все время изобретали всякие штуки, пусть и не отличавшиеся эстетичным видом, но практичные в условиях метро. Еще они славились тем, что все нужные ресурсы предпочитали брать напрямую у «Птиц», встречаясь с ними в рыночном переходе Датаполиса раз в две недели. Столичные секретари дважды предлагали «печерцам» прописку в Датаполисе в обмен на передачу некоторых технологий, но мастера своими секретами не делились и отлично чувствовали себя на родной станции. Ион не считал автомат лучшим их изобретением, но был рад, что мастера попали в хронику.

Устройство на картинке больше походило на дрель, от которой, надо сказать, взяло не меньше половины деталей. Получившийся автомат быстро перегревался, стрелял плохо и в точности уступал пистолету с укороченным дулом, но его неоспоримым преимуществом была доступность деталей. Практически все, из чего он состоял, можно было заменить, имея под рукой старый будильник или крепление от экрана ноутбука. Создание такого автомата могло спровоцировать новую гонку вооружений, так что Кипарис обратился за помощью к «Киммерии», которая просто скупила столько автоматов, сколько смогла, после чего уничтожила всю партию в присутствии Баобаба. Банк считал тот случай нелепым, и в этом учитель был с ними согласен. Не слишком дальновидными капиталистами они оказались. Надо было вместе с веревками и ремешками от часов покупать дрели на Печерской. Не пришлось бы тогда платить за то, что из них было создано.

Следующий кадр демонстрировал вывеску почты на Почтовой Площади, рядом с которой стояли, разумеется, почтальоны. Это было, когда вслед за Оболонью и Печерской другие станции Креста стали выбивать себе имена. Идея почтового сервиса лежала на поверхности, особенно в связи с растущей миграцией горожан, и наконец-то Почтовая Площадь стала оправдывать свое название, став чем-то большим, чем прибежище шлюх и монахов в равных пропорциях. Созданная курьерская служба вначале разносила простые письма и молнии, затем перешла на бандероли, крупные посылки, и лишь потом оказалось, что концепция снующего между станциями курьера с грузом принципиально ничем не отличается от работы «скифского» челнока. То есть они попадали под налоги, поборы и прочие прелести коммерческой жизни. В результате курьеры Почтовой стали нормально работать только на севере Синей ветки, обслуживая отрезок от Датаполиса до Героев Днепра. Властям всех станций понравилась идея независимости от столичного телеграфа, и совместными усилиями они смогли реализовать быстрый проход курьеров по маршруту.

Ион прокрутил пленку до последнего кадра, гадая, что же там будет. Перед ним возник улыбающийся человек лет сорока, держащий в руках фотокамеру. В футляре на плече – запасная вспышка. Ион не понял, кто перед ним, прокручивал кассету целую минуту, но не дождался ни слова. Затем он сообразил, что этот человек и есть фотограф, который отснял всю эту хронику. Вероятно, он же и наговорил комментарии на кассету.

Ну, человека можно понять. Захотел получить свою минуту славы, попросив кого-то из друзей сфотографировать его. Все равно пленка кончилась и надо делать новую.

Глядя на синюю кофту и такого же оттенка штаны, Ион решил, что где-то мог видеть этого летописца. Ну да, точно. Учитель вздохнул, всмотрелся в элементы одежды, прикидывая рост фотографа. Похоже, он нашел хозяина скелета в обрывках синей формы, который обнаружил, проезжая мимо станции Теличка на «скифской» дрезине. Вот как окончилась его история, получается. Сгинул без вести на мертвой, холодной, мокрой и пустой станции, успев напоследок запечатлеть себя на главной работе всей своей жизни. Где же его камера с новой пленкой? Осталась там же, на Теличке, рядом с останками хозяина, забытая между шпал?

Конечно, все могло оказаться прозаичнее, если фотографа убили из-за камеры или того, что могло оказаться на новой пленке.

Ион выключил магнитофон и диапроектор, отставил остывший чай, откинулся на кровать и задумался. Ему казалось, что именно последний кадр стал самым важным из всего, что он увидел. Он будто служил фильтром, сквозь который следовало рассматривать предыдущие тридцать пять изображений.