Павел Корнев - Путь Кейна

Разместившийся у камина менестрель отстраненно перебирал струны гитары, и по залу неторопливо текла медленная мелодия. Внимания на нее никто не обращал, время для музыки и танцев начнется ближе к закрытию ярмарки.

Вытерев со лба пот, я подивился стоявшей в обеденной зале жаре. А впрочем, ничего удивительного: тонкие занавески на распахнутых настежь окнах едва колебались под легкими дуновениями теплого ветра.

Нашу компанию разместили за длинным столом, втиснутым между дальней от входа стеной и ведущей на второй этаж лестницей. Скупиться Дубрава не стал, и вольготно развалившимся на лавках дружинникам таскали блюда, выглядевшие и пахнувшие ничуть не менее аппетитно, чем заказы других гостей. Про пиво и вино я вообще молчу. По количеству кувшинов, бутылок и жбанов наш стол заметно опережал остальные.

А вот веселья особого не было. Нет, дружинники уже изрядно захмелели, но пока тихонько переговаривались между собой и даже на симпатичных разносчиц смотрели без особого интереса. Да и песня, которую только что закончили напевать заозерцы, очень уж походила на поминальную. Слов на их тягучем наречии разобрать не удалось, но звучавшая в голосах тоска говорила сама за себя.

Осмотревшись, я уселся на лавку между Шутником и Арчи, пододвинул поближе блюдо с вареными раками и вылил из кувшина себе в кружку остатки пива. Хлебнул отдававшего легкой горчинкой напитка и только тогда уже начал разделывать покрасневший от варки панцирь.

— Бери чего посущественней, — смачно откусил от выломанной куриной ножки Шутник. — Куру вон или пирог.

Тушка целиком запеченной курицы была покрыта нежной корочкой, но особого аппетита у меня она не вызвала. Оглядев стол — запеченные в сыре булки соседствовали с мясной нарезкой, блюдом с прожаренной мелкой рыбешкой и пышущим жаром пирогом, а горка копченых колбасок возвышалась между ржаной булкой, чашкой с острым соусом и подносом с фаршированной щукой, — я решил все же ограничиться раками.

И под эту немудреную закуску кружка опустела как-то очень уж незаметно.

— Пиво? — потянулся я к вытянутому кувшину, стоявшему на столе рядом с Габриелем.

— Нужна мне эта ослиная моча. — Шутник резко наклонил кувшин и кружкой поймал хлынувшую из горлышка рубиновую струю. — Вино! Кровь земли…

— Там пиво есть? — повернулся я к Арчи, игнорируя не самые лестные замечания Шутника о северянах.

— Может, сидр? — осторожно накренив бочонок, наполнил себе кружку Янек.

— Лучше пиво.

— Держи. — Передав мне запотевший жбан, Арчи подцепил двузубой вилкой запеченную форель и переложил к себе на деревянную доску. — Уху будешь?

— Лучше выпью, — отказался я и заинтересовался стоящей перед здоровяком стеклянной бутылью с коричневато-золотистой жидкостью. — А это что?

— Бренди, — ответил Арчи, но налить не предложил.

Да я бы и отказался. Бренди хорош промозглым вечером, а не когда солнце жарит как сумасшедшее, пропотевшая рубаха липнет к спине, а воздух такой густой, что еще чуть-чуть и его можно будет черпать ложкой, как сметану. И чего так припекает? Вроде осень скоро.

— Ты смотри, смотри, — толкнул Змейку под локоть загорелый до черноты Ежи Петелька, и тот облился сидром. — Да вон туда, вон пошла!

— Какая цыпочка! — присвистнул парень и сделал попытку подняться со стола.

— Сиди, — хлопнул его по плечу спустившийся со второго этажа Семен Лебеда и осторожно поправил повязку, которой было замотано рассеченное ухо. — Не про тебя девица, купцова дочка.

Язва засмеялся и что-то зашептал на ухо уже прилично набравшемуся Власу.

— И чего? — Висельник потер шрам на шее, из-за которого, должно быть, и получил свое прозвище. Думаю, на самом деле след остался вовсе не от петли палача, но Ежи на эту тему предпочитал не распространяться.

— А того, что никаких драк. Анджей вернется, голову оторвет.

— Да какие драки? — сразу успокоился Висельник. — А где Дубрава, кстати?

— Насчет серебра пошел договариваться. — Семен потеснил Власа Чарку и уселся на скамью.

— Это хорошо, — обрадовался Влас, уже снявший с обожженного запястья бинты, и вынул из руки Шутника кувшин с вином. — Эр-торское? Дай-ка пригублю.

— А мамашка-то купцу рога наставила, — прищурился Петелька. — В девке эльфийская кровь сразу видна.

— Ты на мамку не греши, ослиной крови в этой крале и четвертушки не наберется. — Шутник забрал кувшин обратно и вновь наполнил свою кружку.

Я чуть пивом не подавился. Когда успел рассмотреть? Он же к ней спиной сидел.

— Ты почем знаешь? — засомневался в его словах Висельник.

— Браслетик на запястье видел? — Габриель выломал у курицы вторую лапу. — Печать сургучная на нем синяя, не красная.

Ежи вскочил, присмотрелся и медленно сел обратно на лавку:

— Глазастый…

— Я вот чего понять не могу: орки заезжие да гномы податями отделываются, а эльфам еще зачем-то церковные печати шлепают, — Янек покачал головой и наколол на нож ломоть мясной нарезки. — И вообще в Империю остроухих не шибко-то и пускают. Боятся, что слишком на людей похожи?

— А ты сам подумай. — Шутник выхлебал остатки вина прямо из горлышка и закатил кувшин под стол. — Ублюдков от орков или гномов мне еще видеть не доводилось, а вот эльфийских полукровок…

— Ерунда. — Висельник швырнул в Шутника рыбью кость, но тот увернулся. — Просто на гномиху или орку даже у тебя не встанет.

— Что верно в одну сторону, не всегда верно в другую, — как-то слишком туманно выразился Чарка.

— Чего? — не понял Ежи Петелька и, немного подумав, предположил: — Но вообще церковникам про превосходство человека легко рассуждать, а вот пройдет мимо такая красотка…

— Хватит языком трепать. На дыбу захотелось? — легонько хлопнул по столу Арчи. — И с чего вы взяли, что эльфов в Империю не пускают? Нет никаких запретов, милости просим! А лесным оркам, между прочим, только на ярмарку в Ла-Грос дорога открыта. Про степных и сами все знаете.

— Мне дед рассказывал, — я глотнул пива, — эльфы только в своих лесах вечную молодость сохраняют. А среди людей так же, как и мы, стареют. Будто бы им деревья силу дают.

— А наши леса как же? — удивился Янек.

— Да разве ж это леса? — хмыкнул я и налил еще пива. — У нас в княжествах и то нетронутые чащобы только на севере остались.

Незаметно на улице стемнело, и в зале зажгли светильники. Менестрель быстренько перекусил и заиграл что-то более веселое. За многими столами гуляки в такт мелодии затопали ногами по полу, и музыкант запел песню о вдове винодела и мельнике. Шутник тяжело вздохнул и завистливо покосился на компанию обозников, пустивших по кругу набитую дымным зельем трубку. Дюжие парни с уходом хозяина расслабились и теперь соревновались в выдувании колец дыма. Ишь, как Шутника скрутило-то. Это зелье привозили с самого юга Норлинга, продавали только в аптеках, и нечего было надеяться найти его в селе, пусть даже и большом. Интересно, Габриель-то где к нему пристрастился?