Павел Корнев - Путь Кейна

— Это именно оно и ничто другое! Мне не первый раз приходится иметь дело с «черной смертью», — отрезал Войцтрог и повернулся к судье. — Думаю, ваша честь, дознаватели сумеют выяснить, кому оно предназначалось. Я опасался спугнуть подсудимых и не стал дожидаться их встречи с покупателями.

— Осмелюсь поправить уважаемого магистра, но это действительно не проклятое серебро, — неожиданно заявил священник.

Заявил весьма мягко, но этого хватило, чтобы выпучивший глаза Войцтрог ошарашенно замолчал и плюхнулся на скамью.

— Вы уверены? — не обратив внимания на нарушение протокола, заинтересовался судья.

— Абсолютно. Братья нашего монастыря осмотрели слиток и установили, что хоть наложенные на него чары и темны, как огонь преисподней, но это всего лишь неудачная или не доведенная до конца попытка создать сию зловредную субстанцию. И поскольку нам не удалось обнаружить исходящие от подсудимых эманации тьмы, нет причин не доверять полученным показаниям. — Священник небрежно отодвинул от себя исписанные листы, протокола нашего допроса.

— Выходит, у Церкви нет претензий к подсудимым? — на всякий случай уточнил судья.

— Нет. — Священнослужитель с неприкрытым ехидством во взгляде посмотрел на Войцтрога.

Неужели это из-за извечной неприязни церковников к тайнознатцам нам так повезло? Да уж, попади мы в руки служителей Церкви сразу — ни на какие поблажки рассчитывать бы уже не приходилось. А так…

— Что ж… — Судья встал, оправил мантию и приложил правую руку к медальону с разрубающим узел мечом. — Властью, данной мне его светлостью великим герцогом Альфредом Третьим, владетелем Ранлоу, за контрабанду серебра и с учетом отягощающих вину обстоятельств приговариваю Габриеля Антонио Гар м-Итри, уроженца Эр-Торы, Арчибальда Гровера, уроженца Задубья, и Кейна рода Лейми, уроженца Тир-Ле-Конта, к десяти годам каторги, с отбыванием первых трех лет в рудниках. Стража, уведите осужденных.

В себя я пришел только в камере. Десять лет! Это, конечно, не костер, но волосы так и норовили встать дыбом. Десять лет! И никаких шансов на побег. С рудников — никаких.

— Вот гадство… — как-то слишком уж безразлично пробормотал Арчи, и мне стало понятно, что не только я нахожусь в шоке.

Да, услышав такой приговор, трудно сразу поверить в реальность происходящего. Трудно. Но придется.

— Гадство? И это все, что ты можешь сказать? — неожиданно взъярился молчавший до этого Габриель, скулу которого украшал огромный синяк — последствия неудачной шутки во время дознания. — Адский пламень! Да это из-за тебя мы оказались по уши в дерьме! Десять лет!

— Не кричи ты, — устало посоветовал здоровяк, пытаясь сдвинуть натершие запястья кандалы. — Какие десять лет? На рудниках и пару лет протянуть — за счастье.

— Ах ты!..

— Ладно, Габриель, успокойся. Могли и на костер отправить. — Я присел на корточки, прислонившись спиной к стене, и зажал ладонями раскалывавшиеся от боли виски. — Вас дознаватели сколько мурыжили?

— Да почти всю ночь. Еще гадостью какой-то опоили — чуть не загнулся. — Шутник присел рядом со мной и, покосившись на Арчи, пробурчал: — И зачем только с вами, дураками, связался? Эх, говорил же Анджей: нечего на севере делать. Зря его не послушал.

— Точно — зря, — поддакнул здоровяк. — Давно бы червей кормил и в ус не дул.

— Хватит вам. Успокойтесь уже, — попытался остановить их я, но в этот момент с той стороны двери донесся лязг запоров, и мы настороженно замолчали.

— На выход! — В приоткрывшуюся дверь толстый усатый тюремщик заходить не стал и, перебрасывая из руки в руку короткую, залитую свинцом дубинку, прислонился к противоположной стене коридора.

Под охраной арбалетчика и двух мечников он чувствовал себя совершенно спокойно.

Переглянувшись, мы по унылым взглядам друг друга поняли, что всех нас посетила одна и та же мысль — нечего и пытаться совершить побег: с заклепанными на руках кандалами сойтись в рукопашной с вооруженными противниками — верная смерть.

Арчи хмыкнул и вышел из камеры. Шутник последовал за ним, я сглотнул ставшую вязкой слюну и тоже отправился следом. Стражники разошлись в разные стороны, и лишь тюремщик с беспечной ухмылкой ткнул Арчи под ребра дубинкой, направляя к двери в дальнем конце коридора.

— Это еще кто?

Молодой парень в запыленном мундире пехотного офицера выскочил из соседней двери и начал лихорадочно листать прошитые толстой нитью листы. Сощурившись, он отошел к падавшему из небольшого зарешеченного окошка свету и на его нашивках золотом блеснули дубовые листья — лейтенант.

— Контрабандисты, — неохотно ответил остановившийся тюремщик. — Сегодняшние.

— Срока какие? — Лейтенант открыл последний лист и медленно вел пальцем по списку.

— По десять.

— Ого! Арчибальд, Габриель и Кейн? — Пехотинец ткнул указательным пальцем в грудь Арчи. — Предлагаю пополнить ряды доблестных пехотных войск его светлости герцога Альфреда Третьего. Или вы намереваетесь сгнить на рудниках?

— Какие условия? — уцепился за представившуюся возможность избежать каторги здоровяк.

— Какие еще условия? Жалованье стандартное, контракт подписываете сразу на весь срок. У вас это восемь лет. Согласны? Давайте соглашайтесь быстрее — мне еще полтюрьмы обежать до конца дня надо.

— Я согласен! — вылез вперед Шутник.

— Мы тоже, — ответил за меня Арчи.

— Вот и чудненько. — Лейтенант поставил три галочки в своем списке и повернулся к тюремщику. — Ну чего встал? Давай, живо веди их к фургонам. Сдашь капралу Стивенсону.

Мрачный тюремщик что-то неразборчиво пробурчал себе под нос, но ослушаться вербовщика не решился, и вскоре мы очутились в темном тюремном дворике, выезд из которого перегораживала опущенная решетка. Неподалеку от решетки стояли два фургона с узкими — не шире ладони — прорезями окон и усиленными железными полосами стенками. Помимо скучавших на козлах возниц у фургонов кучковались несколько пехотинцев и с полдюжины тюремных охранников.

Конвоиры сдали нас с рук на руки долговязому капралу, обшлага блекло-желтого мундира которого едва доходили до запястий. Тот, оглядев нас с головы до ног, с презрительной миной поставил три галочки в длинном свитке тюремного писца.

Я уже начал надеяться на скорое освобождение от порядком надоевших за минувшие сутки наручников, но вместо этого рядовые пехотинцы загнали нас в один из фургонов и, продев через кандалы прикованную с одной стороны к борту цепь, защелкнули пахнувший маслом замок на другом ее конце. И так уж получилось, что запах свежей смазки был здесь самым приятным. Все остальные: вонь давно немытых тел, мочи, блевотины и гниющих язв — вполне могли сбить неподготовленному человеку дыхание.