Андрей Посняков - Довмонт. Князь-меч

Слова посла лились, словно медоточивое варево, им хотелось верить… да и как было не поверить? Ведь и в самом деле, крестоносцы сами себе не враги. Снова воевать… не просто с отдельно взятыми новгородцами или псковичами, но с объединенным русским войском мог решиться не каждый. Впрочем, рыцари как раз могли, уповая на помощь божью… Могли, однако же не решались, о чем красноречиво свидетельствовала вся речь посланника ордена.

– Смею напомнить, у нас с вами мир. Датчане же нас нисколько не интересуют, хотите с ними воевать – воюйте, то ваше дело, не наше. Еще раз заверяю, мы в ваши дела не лезем.

Так вот изъяснялся крестоносец, вполне себе понятно, хоть, может, и несколько велеречиво. Однако особой веры к своим заклятым врагам у новгородцев не было – мало ли что там обещают эти крестоносные собаки? Вот если б поклялись! Мало того, целовали бы крест! Свой крест, в одном из укрепленных замков, на глазах у многих. Вот тут-то, дав клятву самому Иисусу, нарушить ее становилось весьма затруднительно.

– Целовать крест? Да пожалуйста! – крестоносец отнюдь не оказался удивлен, видимо, великий магистр предвидел подобную ситуацию и отдал соответствующие распоряжения.

– Со своей стороны и со стороны магистра, я имею все полномочия пригласить в один из приграничных замков – какой укажете – самых уважаемых рыцарей русских земель.

Толмач – белобрысый вьюнош в узком немецком кафтане – так и перевел – «самых уважаемых рыцарей».

Что ж… приглашение было получено, оставалось лишь определиться со списком бояр…

Вечером в княжеских хоромах давали пир. Именитые гости-рыцари без зазрения совести наслаждались русским гостеприимством, наплевав на собственный устав, строго ограничивающий все непотребства. Наедаться от пуза и пить вино кубками крестоносным братьям было строго-настрого запрещено… Однако этот строжайший пункт орденского устава рыцарями полностью игнорировался. Особенно усердствовал англичанин – вот уж кому поистине ничего не мешало!

Славный рыцарь Джейсон, четвертый сын одного из английских баронов, махнув пару кубков «зелена вина», принялся хвастливо рассказывать о своих великих предках и об их участии в боях за Гроб Господень. Никто англичанина не слушал, ни свои, ни чужие… разве что только Довмонт, вернее сказать – Игорь. Тому, как историку, интересно было.

– И вот славный граф де Ронсель берет лук и шлет стрелу прямо в толпу неверных… Вы слушаете меня, любезнейший герцог Домон?

– Да-да, – покивал князь. – Очень интересно. Однако же нынче в Ливонии столь же опасно, как и в Святой Земле. Я слышал, непокорные ливонцы восстали…

Собеседник хмыкнул и потянулся к кружке. Бледное вытянутое лицо его с рыжеватыми патлами и оловянным взглядом выражало высшую степень презрения.

– Восстали курши. А ливы так – скот. Мы уже справились с ними… и даже пленили их главную жрицу! Представьте себе, любезнейший герцог, эта чертова ведьма оказалась молодой девкой! Весьма привлекательной, рыженькой такой, с большими серыми глазищами… Мы бы позабавились с ней, ежели б не епископ. Запищал – ведьма, ведьма…

Рыженькая… сероглазая… жрица… Игорь-Довмонт ахнул и закусил губу. Сауле! Давняя подруга самых суровых дней… языческая жрица, предсказательница и гадалка… неужели она? Чушь! Мало ли сероглазых да рыжих…

– А как… как зовут, ну… ее имя… ну, ту ведьмочку?

– Да черт знает, как ее там зовут… – рыцарь вцепился зубами в вареный мосел, разгрыз и, сытно рыгнув, запил съеденное мясо вином.

Князь, однако же, не оставлял тему. Еще бы!

– Я однажды видал, как на площади в Полоцке пытали одну ведьму. Тоже молодую, рыжую… Со шрамом над правой бровью.

– Во! – поддакнул англичанин. – И у этой – шрам. Только, кажется, не над правой бровью, а над левой… Ну да не суть.

Сауле! Она! Теперь никаких сомнений не оставалось.

– Наверное, вы уже сожгли эту ведьму?

– О нет! Епископ ее потихоньку пытает. А сожжет, когда мы вернемся, не раньше. Как можно без разрешения комтура кого-то в его землях сжечь? Даже и епископу… Подумаешь, епископ! Ха, да кто он такой?

Довмонт поехал с посольством. Конечно, не под своим истинным именем, а под видом воинского слуги именитого псковского боярина Козьмы Косорыла. Кроме псковичей, в Ливонию еще поехали новгородские бояре и несколько епископов… и псковский Финоген – тоже. Приметливый и умный, он полностью поддержал идею князя.

– Всего нам немцы не покажут. Кое-что и исподволь вызнать можно. Благословляю тебя на то, Тимофей-княже!

Тимофей… Довмонт как-то и думать забыл о своем христианском имени, никто его так не звал, окромя духовника, отца Симеона.

Выехав в понедельник с утра, в среду вечером уже были в замке. Сложенная из массивных серых камней крепость горделиво возвышалась на вершине холма верстах в тридцати от Чудского озера, на берегу неширокой речки, уже покрывшейся льдом. Замок как замок, со всеми его атрибутами-причиндалами. Толстые стены, башни с крытыми галереями, массивные ворота, ров с подъемным мостом. На высокой главной башне – донжоне – развевалось белое с черным крестом знамя, рядом покачивался на виселице недавно повешенный труп. Вокруг трупа, каркая, летали вороны. Глаза уже выклевали, верно, теперь доедали мозг.

Гостей приняли по высшему разряду, поселив в обширных палатах, в первый же день устроили пир, пригласив на него, наряду с крестоносными братьями, и светских вассалов ордена. Часть посольских, во главе с новгородским епископом Лазарем Моисеевичем, на пир не попала – поехали дальше, в Ригу, там тоже было кого к крестоцеловальной записи приводить.

Братья же рыцари выказывали во всем нарочитую скромность, ели только рыбу и совсем не пили вина. Вассалы же – трое аквитанцев, шваб и еще один рыцарь из Фландрии – не отказывали себе ни в чем: ни в вине, ни в мясе, ни в сальных шуточках, отпускаемых по поводу запертой в подвале донжона ведьмы, о которой как раз и зашел разговор, быстро, впрочем, перекинувшийся на мировую политику. Братья вспоминали далекую Палестину, мавров и замок Монфор, до сих пор являвшийся резиденцией великого магистра ордена Святой Марии Тевтонской доблестного рыцаря Анно фон Зангерсхаузена. Ливонцы же имели своего магистра – Отто фон Родештейна, который и должен был вскорости прибыть.

Обо всех этих разговорах Довмонт узнал лишь со слов своего приятеля, боярина Козьмы Косорыла. Поскольку князь подвизался в посольстве инкогнито, под видом простого воина, то и к столу его, само собою, не звали – кормили в числе прочих на замковой кухне. Как и все воины, надежа и опора Пскова должен был нести караульную службу, охраняя вход в гостевой дом. От службы Довмонт не увиливал, справедливо надеясь вызнать все подробности о схваченной жрице через кнехтов и замковых слуг. Торжественная процедура целования креста его не интересовала нисколько. Литовский кунигас Даумантас рыцарям традиционно не доверял, на что имелись веские основания. Так что поцелуют орденские братья крест, поклянутся – и нарушат свою же клятву при первом же удобном случае, оправдывая себя тем, что клятвы схизматикам-православным никакой божественной силы не имеют.