Андрей Посняков - Довмонт. Князь-меч

Довмонт тоже посмеялся:

– Борода, чай, не глава – отрастет. Медовуха есть?

– А как же! Вона…

– Дайте допрежь деве.

Они согрелись лишь в придорожной корчме, что стояла на Псковском тракте. Это еще была территория ордена, и в заведении хватало всякого подозрительного люда. Какие-то странствующие католические монахи, артельщики, торговцы, скоморохи… Жукоглазые мужики-артельщики больше походили на разбойников с большой дороги, кем, скорее всего, и являлись. Нападать на семерых хорошо вооруженных мужчин, вполне способных за себя постоять, лиходеи, конечно, побаивались. В открытую, вот прямо здесь, в корчме, явно не напали бы… а вот устроив на дороге засаду – кто знает?

Впрочем, все эти мелочи сейчас мало интересовали Довмонта, гораздо важнее было то, что случилось. Князь все же сумел спасти от жуткой доли далеко небезразличного ему человека – Сауле, юную куршскую жрицу. К тому же и русское посольство сладило свое дело – тевтонцы целовали крест в том, что не будут поддерживать датчан. Ливонский магистр Отто фон Роденштейн так прямо и заявил, точнее, речь его тут же перевел молодой толмач из Пскова: «Нам с вами мир, переветывайтесь с датчанами, колыванцами и раковорцами, а мы к ним не пристаем». И хотя особого доверия к ордену ни у новгородцев, ни у псковичей не было, тем не менее считалось, что теперь можно вести полки в захваченные датскими рыцарями земли северных эстов.

Здесь, в корчме, и дождались возвращающееся на родину посольство – епископа Финогена, бояр да возвращавшихся из Риги новгородцев с епископом Лазарем.

– Ах, друже княже, как же славно сладилось все! – Козьма Косорыл от души обнял Довмонта. – Рад, что и у тебя все так же славно.

Князь предложил Сауле ехать с ним во Псков, но гордая девушка отказалась.

– Крестоносцы умучили моих родичей, отняли нашу землю, – жестко прищурилась дева. – Ты это знаешь и ведаешь, что место мое – здесь. Курши, ливы, эсты… Их земля нынче – чужая.

– Так и будешь все время мстить?

– Да!

– Но рано или поздно ты снова попадешься и…

– На все воля богов, – Сауле безразлично пожала плечами и вдруг улыбнулась: неожиданно, с озорной непосредственностью – так обычно улыбаются дети. Изможденное лицо ее, озаренное этой легкой детской улыбкой, вмиг преобразилось, став невероятно красивым и женственным.

– И все же спасибо, князь, – порывисто схватив руку Довмонта, промолвила жрица. – Знаешь, мы много чего задумали здесь… Быть может, сожжем пару замков, пока рыцари будут помогать данам!

– Но они вовсе не собираются помогать данам! – князь резко дернул шеей.

Солнышко засмеялась:

– Можно подумать, ты плохо знаешь рыцарей, кунигас.

Все же Довмонт не хотел отпускать девчонку, побаивался – слишком уж слаба еще была куршская жрица. К тому же – куда она тут пойдет? Пока еще отыщет своих…

– Не надо никого искать, мой друг, – Сауле на полном серьезе указала на двух нелюдимых парней – приказчиков или разбойных. Светлоголовые, сильные… теплые плащи, меховые шапки, за поясом – широкие тесаки.

– Это твои, что ли? – прищурился кунигас.

– Мои, – девушка повела плечом. – Они давно меня увидали. Теперь ждут только знака… Не переживай, Даумантас! Эти парни готовы умереть за меня. Нет, чес-слово!

Игорь-Довмонт вздрогнул. Показалось, будто Солнышко сказала именно так «чес-слово», как всегда говорила Оленька… та самая Оленька, которую Игорь когда-то любил… Любил и сейчас, и это тягостно-светлое чувство никак не хотело умирать в мятущейся душе молодого князя. Кстати сказать, именно Сауле когда-то предсказала…

– Я помню, – кивнув, тихо произнесла девчонка. – Все так и будет, ты знай. Ты встретишь ее, обязательно встретишь, просто… пока еще не пришло время.

– О господи! – не выдержал князь. – Так когда же, когда же оно придет?

– Придет обязательно. Ты жди. И не будь таким нетерпеливым.

– Легко тебе говорить…

– Мне? Легко?

– Ла-адно…

Они сидели за дальним столом, в самом углу полутемного зада, освещенного лишь парой факелов. Никто не подходил, не подсаживался, даже корчемные служки не тревожили – об этом по княжеской просьбе позаботился Козьма Косорыл. Сбрив бороду и усы, Довмонт словно помолодел лет на пять, а то и больше. Мало кто мог бы узнать его в таком виде, вот и русские не узнавали, косились – кого-то привечает именитый псковский боярин? Один Финоген-епископ знал, но не подавал виду.

Наконец, Сауле поднялась на ноги.

– Куда ты? – замахал руками Довмонт. – Посиди, поешь, отдохни.

– Я уже насытилась, кунигас, – Солнышко лучезарно улыбнулась. – И со всей искренностью благодарю тебя за свое спасение. Мыс тобой еще обязательно свидимся и… сочтемся.

– Сочтемся? Ты хочешь сказать…

– Я найду тебя, князь. Если вдруг будут важные вести.

Довмонт проводил Сауле на двор. Угрюмые эсты уже поджидали у самых ворот, поглаживая по гривам коней – трех мохнатых скакунов выносливой татарской породы.

Ишь ты, покачал головой князь. Припасли и для Солнышка лошадку. Заботливые. Интересно, чем им так дорога жрица? Ведь боги-то у куршей и эстов – разные. Впрочем, боги-то разные, а вот враг – один. Рыцари!

– Прощай, кунигас, – поцеловав Довмонта в губы, Солнышко прыгнула в седло и, дернув поводья, погнала коня к лесу. Не говоря ни слова, угрюмые парни-эсты последовали за жрицей, поднимая поземку копытами лошадей.

Князь все глядел деве вослед, пронзая взглядом предвечернюю зимнюю хмурость. Обернется… нет ли? Обернулась. Помахала рукой. И скрылась за деревьями, в зарослях ольхи и осины.

– Уехала, – поглядев на подошедшего боярина, вздохнул Довмонт.

Козьма Косорыл, хмыкнув, пристально посмотрел на князя:

– Гляжу, ты что-то не очень рад этому.

– Отчего же не рад? Просто хотелось бы, чтоб эта дева пробыла со мною подольше.

– Она и впрямь ведьма? Аль врут немцы?

– Пожалуй, ведьма. Но немцы, конечно, врут.

Светлые глаза князя затуманились, в сознании вдруг четко представилась та, о которой только что говорила юная жрица.

«Ты встретишь ее. Обязательно встретишь. Просто время еще не пришло».

На двор корчмы вдруг вывалили скоморохи, принялись кувыркаться, ходить на руках – как видно, репетировали, тренировались. Любопытные быстро сбежались посмотреть. Много народу набралось, почитай, почти все посольство, да еще какие-то странники, приказчики, купцы…

Особенно ловко кувыркался тощий поджарый малый. Настоящий паркур устраивал: разбегался, высоко подпрыгивал, кувыркался в воздухе, ловко приземляясь на ноги… или спиною в сугроб.

– А ну, давай, давай, паря! – со всех сторон подбадривали скомороха зрители. – Ишшо раз тако прыгнешь – куну дам!

– Лучше – пфенниг немецкий, – обернувшись, парень подмигнул собравшимся и, задорно тряхнув светлыми кудрями, сделал с разбега двойное сальто.