Кулак Петрович И Ада - Циклическая ошибка

Определенно, если бы бог хоть немножко Аню берег, она бы уже плавала в одном бассейне с Лесей, потрясая нравственные устои Винсента фиолетовыми косами, если от этих устоев стараниями подруги хоть что-то еще осталось. Но ведь нет же, опять ее потянуло на какую-то авантюру. С неясным пока исходом. Причем на авантюру, за которую можно было схлопотать не только реальный срок, но и пулю в голову. Хотя, возможно именно это было бы единственным, что заставило бы ее, в конце концов, пораскинуть мозгами. Вторая досаждавшая ей мысль была еще более прозаичная: похоже, она в очередной раз продешевила. Семь тысяч юаней за такие мучения теперь выглядели не самой достойной платой. И увлекательное приключение, казавшееся таким разве что из уютной и теплой квартиры в Москве, начинало превращаться во вполне серьезную угрозу жизни и здоровью.

Снегоход ехал на минимальной скорости, с выключенными фарами, и рассекал снежную целину, глубоко проваливаясь в снег. Аня даже от греха подальше выключила на "виишках" все функции, кроме системы обогрева. Кто его знает, что там могли придумать пограничники, чтобы заработать лишний бонус к жалованью. Она бы на их месте постаралась.

Больше всего Аня боялась, что двигатель начнет перегреваться и реветь. Зрелище, открывавшееся ей впереди, было похоже на кошмарный сон: от снегохода в клубящуюся серую мглу уходила веревка, постепенно теряющая очертания, и там, на самой границе видимости, выступал неясный силуэт. Вернее, темно-серое пятно на просто сером. А еще все выло, клубилось, неслось во все стороны разом и почти вращалось, как в гигантском калейдоскопе.

Пожалуй, Аня понимала только то, что дорога, похоже, забирает вверх, и что, если она сейчас свалится со снегохода, местное зверье найдет ее здесь куда быстрее, чем МЧС. Если МЧС вообще сунется в такой медвежий угол. Поэтому намертво вцепилась в руль и ждала непонятно чего. То ли конца метели, то ли сигнальной ракеты, то ли счастливого освобождения.

В таком прискорбном состоянии Аня даже не поняла, в какой именно момент они перевалили хребет и оказались по восточную его сторону, на арендованной территории. Мело, наверное, около полутора часов. Видимость из нулевой сделалась просто отвратительной. "Вишки" все-таки обледенели, и, по личным ощущениям Ани, мороз был градусов под пятьдесят, хотя в реальности температура едва ли упала ниже тридцати. В общем, собственная героическая смерть ей в ранней юности как-то иначе представлялась, чем примерзнуть к снегоходу на вроде как нейтральной территории во вроде как мирное время. Из красивого антуража, пожалуй, только секретная миссия и осталась, но, увы, осознание благого дела и даже будущего заработка вообще нисколько не грело и видимость не улучшало.

Когда где-то впереди, над бескрайним темным лесом замаячила узкая полоска зари, по цвету напоминавшая шампанское в бокале, Михалыч притормозил. И, к удивлению Ани, хлопнул ее по плечу: этот жест она скорее увидела, чем почувствовала, настолько замерзла.

- Молодец, девка. Дальше так гнать не придется. Тут у меня заимочка неподалеку, надо глянуть, не было ли там гостей. Ты пока здесь посиди, только не засни. Там потеплее будет, там и поспишь. Границу с Божьей помощью перешли, дальше полегче станет. Выше нос. Варежкой потри, пока не отвалился. А то будешь потом молодцам рассказывать, что не от дурной боле... Эй, девка? Девка?

- Эх, девка-девка, как хорошо держалась, да сморило. А все потому, что не бабское это дело...

Аня и рада была бы что-то возразить или задать какие-то уточняющие вопросы касательно их местонахождения, но не могла: приговаривающий Михалыч методично вливал ей в рот какую-то дрянь, судя по вкусовым ощущениям - кровь. Аня закашлялась и выплюнула соленую гадость.

- Что за...

- Бульон. Из зайца. Самое то с мороза. Нормальный дворец, да?

Аня огляделась.

Ну, если сравнить с чистым полем, дворец был и впрямь отличный. Это был какой-то заброшенный сарай, с, мягко говоря, минимальной обстановкой. Собственно, помимо лапника, на котором она лежала, внутри ничего и не было. Да и дыр в сарае суммарно все-таки имелось несколько меньше, чем прикидывающихся стенами и крышей досок. Хоть ветер не выл, или, вернее, не выл в том углу, где она лежала, укрытая маскировочным костюмом. Наверное, в таком домике должно было пахнуть овцами - Аня вспомнила, что где-то читала, такие лачуги строились на высокогорных выпасах - но, кроме как кулинарными шедеврами Михалыча, здесь не пахло ничем. Место было совершенно мертвое. Аж жуть брала.

- Это мы где?

Михалыч как-то странно ухмыльнулся, вдруг растеряв всю свою покровительственную веселость:

- Нигде.

- В плане? - опешила Аня.

- А в том и плане, что "нигде". И называется "никак". На карте этих мест не найдешь. Если только на бумажной и очень старой. Но ты таких, поди, не видала?

Аня покачала головой, жалея, что спросила. Ей почему-то никогда не приходило в голову узнать, а как к договору аренды относятся люди, раньше жившие к востоку от хребта. Те самые мешавшие сделке двенадцать процентов. На минуточку, это было двадцать миллионов человек, таких же, как Аня. Со своими судьбами, своим походом в первый класс, заборами на школьном дворе, через дырку которого они сбегали с уроков, местами, где они признавались в любви и где разбивали друг другу носы, а еще никто уж точно не стал переносить на запад кладбища, на которых нашла свой последний приют их родня.

- Семен Михайлович, я дура. Давайте сделаем вид, что я этого не спрашивала.

Дед пожамкал губами:

- Ну тогда не такая уж и дура. Бульон ешь. Отлежишься часа четыре, до заката, и выйдем. Нас Граф заждался уже, небось.

Аня понятливо кивнула и принялась черпать ложкой горячий бульон, стараясь не морщится. То ли заяц состоял из соли чуть менее чем полностью, то ли ее проводник принципиально полагал, что пересолить блюдо технически невозможно. Так или иначе, еда была скверная, а настроение и того хуже.

Она вдруг поняла, что перешагнула границу самого большого могильника на свете. Могильника огромных человеческих надежд.

На покосившемся, проржавевшем и облупленном указателе при наличии определенной фантазии еще можно было разобрать остатки букв, которые складывались то ли в "Беловодье", то ли во что-то менее легендарное, без молочных рек и кисельных берегов. Из ночной темноты выступали силуэты домов, но никаким "деревенским уютом" от покосившихся строений с кривыми крышами даже близко не веяло. Аня хотела было посветить, а потом не решилась. Во-первых, Михалыч, ехавший неподалеку, строго-настрого запретил ей зажигать огонь, а подсветка очков уже дышала на ладан и нуждалась в подзарядке. Во-вторых, у нее было пренеприятное ощущение, что пустые окна ближайших домов - черные-черные, темнее серой полумглы вокруг - и так на нее смотрят. Особенного сюрреализма ситуации добавлял почти новый на вид - хотя, конечно, ему было лет под тридцать - телефон-автомат под присыпанным снегом козырьком, ярко-желтый на фоне снежной ночи. В мертвой деревне он выглядел просто незабываемо.