Андрей Посняков - Князь-меч [СИ]

– Неужто целую серебряху?! – округлил серые глаза пастушок.

Кольша приосанился:

– А то! Я б и тебя, брат, не забыл, знаешь. Коли б получил должок… Ты пряники любишь?

– Медовые! Вкуснотища – умм!

– Вот! Угостил бы. Ну, а коли, говоришь, не видал…

– Постой, постой, – забыв про коров, пастушок, видно, всерьез размечтался о прянике. – Знаешь, что… Окромя усадьбы тут еще заимка охотничья, вниз по реке верст пять, в самой чаще… Так, может, должничок-то твой – там. Так бывает, когда господин охоту готовит, нанимает многих. Не упомнишь, да и не увидишь всех.

– Заимка, говоришь? А как же ее сыскати?

Соскочив с ложа, юная красавица Рогнеда нагой подбежала к окну, потянулась, встала на цыпочки, доставая низкий потолок руками. Обернулась, улыбнулась лукаво:

– Ну, что ты спишь-то! Смотри, солнышко уже встало.

– Что-то не вижу я никакого солнышка, – встав, Довмонт быстро оделся. Как ни крути, а разбойная красотка была права – утро уже, даже и князьям поспешать надо, потому как ждали дела.

– Чую, немец вот-вот нагрянет, – вздохнув, признался князь. – Эх, успеть бы стены закончить. Еще б башню воротную укрепить.

Рогнеда вдруг засмеялась, подошла к возлюбленному, прижалась, положила голову на плечо. Мягкие золотисто-каштановые локоны упали князю на грудь. Довмонт покусал губы… При встречах с юной атаманшей он почему-то всегда чувствовал некую неловкость, ибо их запретная страсть не могла иметь продолжения. Князь не мог жениться на худородной, тем более – на разбойнице, Рогнеда это прекрасно понимала… и ничего такого не требовала, не упрекала, ни единым словом, ни взглядом.

Однако князь – Игорь! – все-таки переживал. А как же! Ведь мы в ответе за тех, кого приручили.

– Вот что, милая, – молодой человек нежно погладил девушку по спине. – Не худо бы тебе стать вдовицей!

– Ке-ем? – вскинув голову, красотка изумленно сверкнула очами. Словно вспыхнули два изумруда! – Сам-то понял, что молвил? Хм, вдовицей… у меня и мужа-то нет.

– А мы найдем, – невозмутимо промолвил князь. – Старого, немощного…

Девчонка обиженно отпрянула, накинув на плечи валявшийся на лавке плащ. Передразнила с укором:

– Старого, немощного! Вот уж благодарю за заботу.

– Не хочешь старого, можно – мертвого, – с хитрой улыбкою Довмонт уселся на скамью рядом с девой.

Та ахнула, вскочила:

– Ты что, совсем уж ума лишился? Мертвеца мне в мужья предлагать!

– Да ты не ерепенься, а выслушай!

Князь мягко взял юную атаманшу за руку, усадил на колени:

– Можно ведь тебя замуж за умирающего выдать, вполне. Такого, чтоб без родичей. Не за простолюдина, нет… Выморочное имущество – твое…

– Да не больно-то нужно! – разбойница вновь встрепенулась. – Что я, в бедности, что ли, живу?

Довмонт словно не слышал, все продолжал гнуть свою линию:

– Ты же умная девушка, Неда. Понимать должна – не в имуществе дело, и даже не в званьи боярском. В положении! Будешь ты считаться полноправной вдовой. Замуж захочешь выйти – никто тебе слова плохого не скажет. И что не девственна – о том тоже шептаться не будут. Оно ж понятно – вдова.

– Тьфу ты! – сверкнули глаза-изумруды. – Вот вроде и верно ты все говоришь, а… тошно как-то!

– Это сейчас тебе тошно, – князь погладил девушку по плечу. – А через десять лет?

– Я не доживу!

– Доживешь! – нахмурив брови, Довмонт повысил голос. – Я все для того сделаю.

– Десять лет… – Рогнеда покачала головою. – Какая ж я тогда буду старая!

– Не старая, а все такая же красивая, как сейчас! В дом тебя супругой ввести – всякий за счастье почтет. А уж я в том помогу, не думай… Ну, что загрустила, душа моя?

– Непонятно у нас все как-то… – опустив глаза, тихо промолвила дева. – Вот, живем с тобой в грехе… а ты меня за падшую не считаешь. Как к человеку относишься.

– Так ты ж и есть человек. И для меня – не полюбовница только, а еще и друг. Самый настоящий, надежный.

Рогнеда шмыгнула носом, видать, приятно было слышать такие слова.

– Ну, не грусти уже… Ага?

– Да не грущу я… просто задумалась. Два немчина из моей ватаги сбежали. Один – пленник, другой…

– Другой – алхимик, – неожиданно продолжил Довмонт. – Совсем еще юный отроче. Это он тебе греческий огонь сделал? Которым ты купчишек немецких пожгла? Да и сторожу нашу напугала.

Разбойница вскочила на ноги:

– Откуда знаешь?

– От верблюда! Неужто у меня сыскных людей нету? Ох, Рогнедушка… Ты мне не вздумай торговлю порушить!

– А то что?

– А ничего. На цепь посажу… да замуж выдам. Ну, чего встала? Немцев-то твоих поискать?

– Сама найду, чай, не дура.

– Не дура, не дура… душа наша, краса…

Князь ухватил девушку за руку, потянул, вновь усадил на колени и поцеловал в грудь. Рука его, скользнув по спине девы, пробралась к животику, поласкала пупок и нырнула меж бедер, к лону. Рогнеда прикрыла глаза, задышала тяжело и часто, закусила губу… и вдруг, сверкнув манящими изумрудами глаз, оседлала князя, словно лихая наездница горячих татарских кровей!

* * *

Небо над головой быстро темнело, становясь низким и угрюмым. Черные кроны деревьев едва виднелись вдали, под ногами путников жадно чавкала трясина.

– Ой, не пройдем, Йозеф! Затянет нас.

– Не затянет, – Йозеф Райс оперся на слегу, обернулся. – Не бери в голову, мой юный друг. И помни – я тебе обязан. Если бы не ты, никогда б из шайки не выбрался. Так что не думай! Теперь моя очередь подумать о тебе… и о нас. Идем! Не вешай носа.

– Да я не вешаю, – отрок устало вздохнул, и Йозеф подбодрил его еще раз. И улыбкой, и словом:

– Видишь там, впереди – темнота?

– Ну…

– Это лес. Твердая почва.

– Но до него же…

– А сломанную вершину ели ты заметил?

Ничего такого Альбрехт не замечал и молча мотнул головой.

– А я заметил, – спокойно продолжил герр Райс. – Как ты думаешь, кто и зачем ее сломал? Я так полагаю – разбойники. Условный знак. Так что не заплутаем мы и в трясине не утонем. Надо просто внимательней быть. Ну, недолго уже. Шагай, дружище.

– Иду…

Юный Альбрехт давно уже собирался уйти от разбойников, да только все не мог выбрать подходящий момент. За ним присматривали и не очень-то доверяли, что и понятно. Чтобы добиться хоть какой-то свободы, хотя бы самой малости, Альбрехт вспомнил своего покойного дядюшку, что занимался поисками философского камня и прочими подобными делами. Одно время Альбрехт даже ему помогал – толок в порошок какие-то снадобья, мыл всякие склянки, ну и был всегда под рукой – сбегай-принеси-подай. Отец, хоть и был олдерменом, этому не препятствовал: дядюшка находился под опекой местного барона, и всеми своими делами занимался в баронском замке. Там-то, в замке, он создал «ромейский огонь», вернее сказать, воссоздал, используя старинный манускрипт, написанный славным рыцарем Робером де Клери после взятия Константинополя во время крестового похода, случившегося в лето одна тысяча двести четвертое от Рождества Христова.