Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя (сборник)

Способ такой был, и средство было, и находилось оно не где-нибудь, а в кармане у Милова и являлось электронным ключом к машине, настроенным тоже на его собственные параметры. Им можно было отключить любую из функций автомобиля; но сделать это можно было лишь находясь не далее пятнадцати метров от него, при условии, что человека и машину не разделял никакой экран. Ключ этот внешне не был похож на обычную маленькую коробочку, скорее он напоминал дистанционный пульт управления телевизором с шестью десятками каналов. Однако чтобы пустить его в ход, надо было перебраться из внутреннего патио на внешний двор и приблизиться к машине на нужное расстояние. В конце концов, именно это Милов и собирался сделать; однако теперь обстоятельства заставили его спешить и действовать более рискованно.

Тренированный рассудок Милова проделал все эти умозаключения и выдал нужный ответ не более, чем за две минуты. Вернер, по его расчетам, должен был начать с ближайшей; ближайшим был, как Милову помнилось, «ровер». Там не будет никаких сложностей: Вернер вскроет машину, установит аппаратуру и подсоединит провода, ну, минут, скажем, за пять. Идти до машины — минута. Значит, изначально Милов располагал шестью минутами. Из которых истекает уже третья. Ждать больше нельзя.

Он глядел на сторожа. Тот, не снимая рук с автомата (наш, АК десантный, — определил Милов еще издалека), работал головой, как локатором: полуоборот влево — полуоборот вправо, и снова, и опять. Две-три секунды вглядывается в один угол патио, потом пробегает взглядом по окнам, из которых в гостиничной постройке светится лишь одно; надо полагать, помещение, в котором находятся двое, выходит окном именно на внутренний двор; это и хорошо, и плохо, но скорее все-таки хорошо: они не смогут из окна увидеть возню у машин. Две-три секунды сторож глядит в другой угол — и все сначала.

Так; а между прочим, дверь Приюта скрипела, когда ее отворяли. Едва слышно, но скрипнула, а в этой тишине звук разносится хорошо. Милов, у тебя со звукоподражанием вроде бы успешно? Вот и давай, воспользуйся данным свыше талантом…

Он сделал все одновременно, когда часовой устремил взгляд в противоположную сторону: встал во весь рост, поднялся на вторую ступеньку крыльца, издал звук, который даже знаток принял бы за скрип плохо смазанной дверной петли, и зашагал, не скрываясь, свободно размахивая руками, прямо к охраннику.

Тот и услышал, и увидел, шевельнул было автоматом, но тут же вернул его в первоначальное положение: похоже, появление Милова в первое мгновение не вызвало никаких подозрений.

Приближаясь, Милов вытащил из кармана листок бумаги; он сам не помнил, что это за листок и как он к нему попал, да сейчас это и не было важно. Он помахал листком, словно белым флагом, и вытянул руку, словно стремясь поскорее передать послание адресату. Им мог быть как сторож, так и вышедший из периметра Вернер, что было еще вероятнее. Так или иначе, клочок бумаги был как бы пропуском и оправданием. Страж у ворот так, вероятно, его и воспринял и потому позволил Милову приблизиться на расстояние примерно трех метров, когда стало уже различимо лицо в свете наддверной лампады. Лицо, надо полагать, показалось часовому незнакомым, и брови его непроизвольно поползли вверх, к густой щетке светлых коротких волос, а ствол автомата дрогнул и словно бы нерешительно стал поворачиваться в сторону подходящего.

Так-то оно так, но флажок предохранителя ясно показал Милову, что автомат к мгновенной стрельбе не готов. А три метра были уже вполне преодолимым расстоянием. А кроме того, стрелять мало — надо еще и попасть. Впрочем, Милов никак не хотел озвучить немые кадры происходящего.

Когда трехметровая дистанция была преодолена и сторож готовился уже громко окликнуть подошедшего, Милову не повезло. Глядя часовому в глаза, он не обращал внимания на неровный грунт, по которому шагал. И то ли виною была какая-то неровность почвы, то ли просто он споткнулся, как говорится, на ровном месте — так или иначе, он упал и, видимо, болезненно, судя по тому, что сквозь зубы у него вырвался короткий стон. Однако он тут же повернулся набок, приподнялся, опираясь на левую руку, а правой по-прежнему протягивал на мгновение растерявшемуся сторожу все ту же бумагу. Совершенно естественным движением тот шагнул вперед и склонился, тоже протягивая руку — левую, естественно, — чтобы перехватить послание, а может быть даже помочь упавшему подняться: в лежащем человеке редко видят серьезного противника.

В следующее мгновение рука Милова, выпустив бумажонку, мертвой хваткой стиснула кисть сторожа и рванула на себя. Одновременно нога ударила склонившегося под колено, и тот рухнул туда, где еще мгновение назад лежал Милов. Еще удар — на этот раз по голове — и охранник лишился сознания, надо полагать, надолго. Впрочем, для верности Милов тут же обеззвучил его, применив для кляпа носовой платок, свой собственный, лишенный, однако, каких-либо характерных признаков.

Следующим его движением было сорвать с выведенного из строя противника автомат — чтобы обезоружить его и вооружиться самому. Дело сделалось. Теперь нельзя было терять ни секунды.

Он проскользнул в зеркальный тамбур, оттуда осторожно выглянул через внешнюю дверь. Вернер действовал медленнее, чем думалось Милову: он все еще копался в открытом моторном отсеке «ровера». Это давало беглецу возможность изменить намеченный было план. Вместо того, чтобы сразу выйти во внешний двор, он вернулся в тамбур, оттуда выскользнул в патио. Огляделся. Все было спокойно, окно номера Евы, через которое он вылез, оставалось отворенным. На этот раз Милов пересек двор напрямик, длинными скачками. Грудью лег на подоконник.

— Ева?

Она отозвалась через секунду-другую:

— Дан, это ты?

— Собственной персоной. Где ты?

— Я… я спряталась.

— Вылезай. Быстрее! Давай сумки. Мою, потом твою…

Он принял и ту, и другую, бережно опустил на землю.

— Теперь сама!

Ева не заставила себя упрашивать: видно, с возвращением Милова страх ее испарился. Ногами вперед она выскользнула из окна. Риска не было никакого: подоконник отстоял от земли примерно на метр двадцать, у гостинички не было крыльца, как у Приюта. Но на всякий случай Милов все же подхватил ее. Обнял, прижал — и тут же выпустил.

— Держись за мной. Не отставай. У нас еще пара минут в запасе…

Так же, по прямой, они, теперь уже вдвоем, пересекли двор. Охранник лежал все в той же позе.

— Помоги, Ева. Надо занести его в тамбур, чтобы не бросился в глаза, если кто-нибудь выглянет из окна…

Они перенесли пострадавшего не без труда: охранник был тяжеловат. И в тамбуре еле разместился. Но то были уже его проблемы.