Владимир Михайлов - Ночь черного хрусталя (сборник)

Сейчас Юровиц подробно изложил адвокату суть недавнего визита страхового деятеля. Менотти задумался очень ненадолго.

— Это еще далеко не самое страшное, — своеобразно утешил он.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я имею в виду: если это был действительно страховщик.

— У него было… Да, да, я понимаю, что вы имеете в виду. Я запомнил его фамилию — Горбик.

— Спасибо и на этом. Проверим… — Менотти набрал номер. — Лео? Это Марко… Слушай-ка, мне хотелось бы поговорить с Горбиком — это, насколько мне известно, парень из вашей фирмы, кажется, из юридической службы. Или из контрольной… А как ему позвонить? В разъездах? Ну, хорошо. Спасибо. Разыщу его как-нибудь позже…

Он положил трубку.

— Такой действительно существует. И находится в движении. Не исключено, что это был и на самом деле их человек. Но вообще-то особых поводов для беспокойства нет, даже если за этим парнем стоит какая-то серьезная организация. До меня дошла информация о том, что они, видимо, консультировались с таможенной службой еще до того, как обратиться к вам. А где таможня, там вскоре появится и налоговый департамент. С ними будет разговаривать труднее всего. Впрочем, подобного следовало ожидать с самого начала. Я это предвидел. И уже продумал кое-какие ходы.

— Очень своевременно, Марко. Очень.

— Я тоже так полагаю.

— И что же ты придумал? Я считаю, что действовать надо быстро…

— Я всегда предпочитаю анализировать наихудший из всех возможных вариантов. Предположим, что вас намерены в чем-то обвинить и вызывают в суд.

— По какому же поводу?

— «Гортензии» могут вменить в вину два обстоятельства. Первое: что клиника в своей отчетности умышленно занизила число проводимых в. ней операций и таким образом скрыла истинную величину своих доходов.

— Но мы, собственно…

— Мы это обвинение опровергаем весьма легко. Первое: истинное число совершенных операций отличается от официально показанного крайне незначительно, а именно: только на число гуманитарных, бесплатных пересадок. При этом

мы даже не пользовались той скидкой с суммы налогообложения, которая была официально установлена, а могли бы воспользоваться, поскольку и бесплатная операция клинике обходится недешево. Так что здесь мы всегда правы. Другое дело, куда более серьезное — это количество использованных «Гортензией» трансплантатов. Разница довольно ощутима, и налоговый департамент зубами вцепится в недоплаченные суммы пошлины на импорт медицинского оборудования и лекарственных материалов: наши трансплантаты проходят у них именно по этой рубрике. Здесь может пахнуть обвинением в контрабанде, а уж в неуплате пошлин наверняка. Но даже этот облегченный вариант связан с очень крупными штрафами, а может быть, и с возбуждением уголовного преследования.

— Этого-то я и боюсь.

— Естественно. Но и из этого положения есть выход.

— Говори.

— Мы ведь действительно получаем откуда-то эти криминальные трансплантаты — не из воздуха же они берутся! Пусть и они об этом узнают.

— Вы в уме?

— Не беспокойтесь. В полном. Ведь с точки зрения закона путь этот вполне легален. Ну, подумайте сами: что тут такого? Местные власти прекрасно осведомлены о деятельности фонда «Призрение». Пациентами этого крайне человеколюбивого учреждения являются, как ясно уже из названия, ветераны многих войн. Причем не всякие ветераны, но люди совершенно несчастные. Бывшие храбрые солдаты, мужественные парни, которым не повезло до такой степени, что у них не осталось ничего. У них нет здоровья; мало того, нет даже надежды когда-либо поправить его, потому что в приюты этой категории попадают лишь люди или неизлечимо больные, или очень тяжелые инвалиды, лишенные кто зрения, кто слуха, кто одной или двух ног, одной или двух рук, люди с травмами позвоночника, способные передвигаться только в каталке — и то, если ее кто-нибудь подталкивает, потому что на электрические, мне кажется, они денег так и не набрали. Мало того, это одинокие люди, у которых не было семьи, или она погибла, или, наконец, давно отказалась и забыла о них. Так что если бы не эта форма благотворительности, они давно бы уже умерли от голода и сгнили в общей могиле для бедных. Это соответствует истине?

— Безусловно, насколько мне известно, дело обстоит именно так.

— Вам это и должно быть известно, хотя бы потому, что время от времени некоторые врачи «Гортензии» навещают Пристань для оказания ветеранам посильной помощи. Я не ошибся?

— Да бросьте театр, Марко. Вы не хуже меня знаете, что многие из нас действительно там бывают и лечат — если что-то возможно лечить. И, кстати сказать, мы делаем это совершенно бескорыстно: брать деньги с этого, не побоюсь слова, святого учреждения было бы… э-э…

— Было бы слишком обременительно даже для закаленной врачебной совести. Я понимаю. Но идем дальше. После всего, что я сказал, вызывает ли удивление тот факт, что смертность в Пристани прискорбно высока? Нет, нисколько. Они все обречены. По сути дела, Пристань — это более или менее комфортабельная палата смертников, и все учреждение предназначено для эвтаназии, всего лишь для того, чтобы люди, с которыми жизнь обошлась так жестоко, хотя бы последнюю — увы, краткую — ее часть провели в человеческих условиях. Однако и в этих условиях они умирают достаточно часто. Если человек скончался — значит ли это, что он не может сыграть и еще одну, самую последнюю свою роль в качестве донора органов? Иными словами, можно ли прежде, чем предать его тело земле…

— Огню: там их кремируют.

— Прошу извинить. Итак: перед этой печальной процедурой вправе ли Пристань воспользоваться некоторыми частями организма покойного, чтобы использовать их для пересадки людям, для которых это может означать возвращение к жизни?

— Это юридическая постановка вопроса, а не медицинская.

— Хорошо. С медицинской точки зрения это возможно?

Профессор с трудом скрыл улыбку: адвокат разошелся так, словно и в самом деле выступал перед присяжными.

— Все зависит от конкретного случая, — сказал он таким тоном, будто читал лекцию в медицинском колледже. — Если скончавшийся не страдал тяжкими инфекционными заболеваниями, какие могли бы в дальнейшем, после пересадки тканей, нанести ущерб здоровью того, кому они пересажены, и если сами по себе эти органы вполне здоровы, такие пересадки вполне оправданы. При условии, разумеется, что нужный орган изымается немедленно после наступления клинической смерти, изымается профессионально и вплоть до трансплантации содержится в необходимых для его полной сохранности условиях.

— Очень хорошо. А в Пристани такая обстановка есть?

— М-м… Я бы сказал, что такие условия имеются.