Анастасия Ликова - Волк в овечьей шкуре

«Нужно будет купить солнцезащитные очки на пол лица. Думаю, мне пойдут, — мелькнула мысль. — Черт, о чем я вообще думаю?.. Иду на ковер, а думаю о внешности… Вот сучкой становлюсь какой! Видимо, не зря говорят, что в каждом мужчине живет женщина. И только стоит ей дать волю, она сразу овладеет мужским разумом… Вообще, о чем я?» — это я думал, когда ждал, пока он доложит и выйдет.

— Алина Викторовна, генерал просит Вас подождать. Можете пока посидеть в беседке, — он указал в тень деревьев.

— Ну что же, если надо, то подождем.

Зачем я мог понадобиться? С Тереховым я близко знаком не был. Так, пересекались пару раз в Чечне, да в Югославии. Я знал, что он боевой офицер, имеет боевые награды, два ранения. Прошел Афган, Первую Чеченскую, участвовал в штурме Грозного; находясь в штабе одного из мотострелковых батальонов, взял командование на себя, когда все офицеры батальона были выбиты снайперами, а сам батальон попал в плотное кольцо окружения. Используя своих спецназовцев и оставшиеся силы, не больше роты, организовал дерзкую атаку там, где «чехи не ждали», и пробился к дому, который вот уже двое суток яростно защищала небольшая группа его коллег из ГРУ. Вот там мы и пересеклись в первый раз. Несколько суток мы совместно удерживали дом, который имел стратегическое значение. Но так и не дождавшись помощи, под покровом ночи прорвали кольцо и вышли к своим. Там он получил ранение, а я — контузию от взрыва гранаты.

Потом пересекались и во Вторую Чеченскую. Но он уже был генерал и находился как консультант. При нем я бил морду одному генералу из ГШ. И во многом благодаря его мнению меня не то что не посадили, а даже не уволили из армии. Но оставили «вечным» капитаном. Но это меня не огорчало.

Вспоминая те годы, я даже не заметил, как ко мне подошел охранник:

— Самбурова… старлей!! — привел он меня в чувство.

— Да!!

— Он ждет.

— Иду… — я выбросил дотлевшею сигарету и встал. Оправил юбку и блузку, что меня удивило, и пошел за охранником. Он провел меня мимо веранды, и через другую дверь мы вошли в дом, поднялись на второй этаж. Оставив меня возле одной из дверей, он доложил и пригласил меня.

— Старший лейтенант Самбурова…

— Помолчи… — остановил он меня, слушая новости по телевизору. Там как раз говорили про МИ-8.

Дослушав до конца, он отключил телевизор и повернулся ко мне. У меня чуть не вырвалось: «Да-а, постарел ты, подполковник». Седина на голове, морщины и очки… Но как был бугаем, так и остался, только вот животик нарастил.

Он подошел ко мне и внимательно посмотрел на меня сквозь очки. Лицо у него было сосредоточенно. Мне показалось, что я читаю его мысли. Он думал не обо мне, а об упавшей «вертушке», и я решил взять инициативу в свои руки. К тому же, молчание затягивалось.

— Извините, товарищ генерал-полковник.

Он вопросительно посмотрел на меня, потом на телевизор, кивнув в его сторону.

— Думаете что-то по этому поводу?

— Так точно.

Он снова всмотрелся мне в глаза, постояв так несколько секунд, и отвернулся, направился к столу. Я успел заметить, как у него сузились глаза, и лоб покрылся морщинками. Он что-то пытался вспомнить.

— Присаживайтесь, — он указал на кресло, а сам сел в другое. — Алина Викторовна, Вы, наверное, хотите знать, зачем я Вас вызвал? Так не буду Вас интриговать, скажу честно. За последние два с небольшим месяца Ваша фамилия стала часто звучать в этих стенах. Точнее, уже третий раз. Я уже начинаю побаиваться этой фамилии, — он как-то странно улыбнулся, с какой-то не то иронией, не то с сожалением. — Не пугайтесь, в хорошем смысле… Как сейчас молодежь говорит, начинается кипишь в управлении. От Вас мы уже третий раз получаем очень важную информацию. Вот я и захотел посмотреть на Вас поближе, познакомиться лично. А скажите мне, почему Вы пошли в разведку? Ведь девушка с такой внешностью могла бы найти себя и в других направлениях.

— На этот вопрос сразу так и не ответишь, — вздохнул я. — Говорить про долг Родине, нууу это само собой, но главное — не в этом. Тут можно поставить вопрос так: «Зачем мы все идем служить сюда? Ведь каждый из нас мог выбрать другой путь. Но выбрали этот, через минное поле, где каждый шаг может стать последним. Где фронт на все четыре стороны, как в осажденном доме, и бой не прекращается ни на минуту. Многие задаются вопросом «А зачем оно мне все это надо»? Но выходя из боя, выспавшись, он вновь идет в бой, думая только как выиграть его. Скорее, тут не долг перед Родиной, а страх за свой народ, за свою страну. Разведка — это не работа, это призвание, а призвание не выбирают, оно дано свыше, а сердце подскажет, в чем оно. Вот и мне сердце подсказало, я не задумывалась при выборе профессии, я точно знала, где мое призвание. Я чувствую, что здесь я нужна. А про другие пути я не думала. Ненавижу фальшь. А значит найти себя в шоу бизнесе или в модельном у меня не получится. А быть серой мышкой, как миллионы других, жить в страхе перед подонками? Нет.

— Признаться, я ожидал какого угодно ответа, только не такого. Но Вы могли бы пойти служить в милицию, они тоже защищают граждан.

Я посмотрел на него серьезно:

— Они, скорее, защищают себя от граждан. Извините.

Он задумчиво смотрел на меня. А я начинал раздражаться от его вопросов и на очередной вопрос я ответил фразой, которую часто употреблял в своем лексиконе.

— Алина, я, вот, смотрю на Вас, хрупкая девушка, а умудрились выбраться из такого… Вам не было страшно?

Криво усмехнувшись, я поднял глаза и очень серьезно посмотрел ему в глаза:

— Не боятся только дураки, а я не похожа на дуру.

Он наморщил лоб и опустил глаза, посмотрел в окно. Потом встал с кресла и подошел к окну. Постояв там, он повернулся и произнес:

— Я уже однажды слышал этот ответ… И знаете где? И от кого?

— Извините, не могу знать.

— Ну, это само собой, Вам тогда было где-то лет семь-восемь. Так?

— Я не понимаю, о чем Вы, — спокойно сказал я, понимая, что он что-то знает или догадывается.

Он резко опустил голову и уставился на свои туфли.

— Видимо, зря я смеялся над теми слухами, что мне докладывали. Ведь слухи не бывают на пустом месте. Правда?

— Как посмотреть… Бабки могут такое напридумывать, иногда обидно становится.

Уголки губ у него дернулись, изобразив слабую улыбку.

— А знаете, у нас был один человек, — при этих словах он не сводил с меня глаз. — Вы его не застали, он уже полтора года как уволился в запас, тоже часто попадал во всякого рода неприятности, но из этих неприятностей всегда добывал очень важную информацию, неприятности и информация к нему словно к магниту липла. Жаль его, хороший был сотрудник, прошел Афган, выжил. Карабах, Осетия, Чечня, Дагестан, опять Чечня, наводил на боевиков страх своей неуязвимостью и боеготовностью. Выкручивался из любых ситуаций, я до сих пор удивляюсь, как ему все это удавалось. Он тоже говорил, что не боятся только дураки, а я не похож на дурака. Хотя правильно будет — «сумасшедшие». Вот поэтому мне и запомнилась эта фраза. За своих бойцов горой стоял, у него меньше всего потерь было. А вот на гражданке, к сожалению, погиб в авто-аварии, не справился с управлением. А хотя даже вертолеты поднимал и садил.