Альфред Элтон Ван Вогт - Клетка для разума (сборник)

— Да, но что мы будем делать сегодня?

Модьун не растерялся — просто приспосабливался к ее постоянной потребности что-то делать.

— Мы можем заняться, — ответил он, — такими же философскими дискуссиями, какие вели за барьером…

Судлил оборвала его слегка дрожащим голосом:

— Мысли не имеют большой ценности для этого тела.

— Мы можем сесть, — продолжил Модьун, — либо лечь или же почитать книги о животных в кабинете, а потом пообедать. После чего могли бы посмотреть телевизор. И наконец, разумеется, отправиться спать.

— Ты имеешь в виду… просто посидеть?

Поразительная реакция. Но уже произнося эти слова, она увидела выражение его лица. И, наверное, поняла, что и у него есть проблемы с собственным телом.

— Я чувствую в своем мозгу… возбуждение, — медленно продолжила Судлил. — Словно все те нейтральные его части, которые управляют движением, подвергаются влиянию зрительных и особенно звуковых ощущений. То же самое происходит при прикосновении к моим ногам и когда ветерок гладит мою кожу. До сих пор органы обоняния и вкусовые рецепторы причиняют мне какое-то беспокойство. Но еще больше я хочу двигаться.

Судлил посмотрела на него.

— Хорошо?

Модьун терпеливо улыбался, когда она произносила это слово.

— Ты, возможно, заметила, насколько усилились эти чувства после выхода за барьер. Хотя они кажутся знакомыми и чудесными: пути нервных импульсов давно проложены природой. Но здесь все, — он огляделся, — дом, город, люди — незнакомо для нас, вот почему, хотя они и кажутся нам обыкновенными, но действуют возбуждающе. И ты должна осознать существование этих импульсов и понять, что тело должен контролировать философски идеальный мозг.

— А пока, — заключил он, — закрывай как можно чаще глаза. Если это не помогает, то вставай и танцуй, как животные. Я часто так делал во время своего ареста, особенно когда звучала подходящая музыка.

Модьун увидел по выражению ее лица, что сказанное им вызвало реакцию сопротивления, подобную той, которая, по ее словам, вызывалась у нее органами обоняния и осязания. Он поспешно добавил:

— Возможно, у тебя есть предложения?

— Почему бы нам не заняться сексом, — ответила Судлил. — У животных на это всегда уходит полтора часа — так мы проведем время до обеда. А уж после еды мы решим, чем займемся вечером.

Модьуну казалось, что сейчас еще неподходящее время для секса. Почему-то он полагал, что сексом нужно заниматься ночью или же рано утром. Но он уже установил, что обладание таким огромным телом являлось для Судлил слишком сильным переживанием. «Ну и замечательно», — подумал он.

— Исторически, как считает Дода, — добродушно заметил Модьун, ведя женщину через самый длинный овал в самую большую спальню, — пока мы не стали людьми, только немногие святые могли обходиться без полового акта. По всей видимости, что бы ни сделали Нунули, они создали в человеке это святое — полагаю, что именно это слово подходит здесь в философском аспекте — свойство. Поэтому мы и смогли измениться и подняться от человека-животного до настоящих людей.

После этого комментария ему вдруг в голову пришла еще одна мысль.

— Твои гениталии, — спросил он, — очень похожи на половые органы женщин-животных?

— Никогда об этом не задумывалась — ответила Судлил. — Внешне, по первому впечатлению, — да.

— Я взял на себя труд, — сообщил Модьун, — исследовать нескольких самок. Так что я могу дать тебе более точный ответ.

— Хорошо, — согласилась женщина.

— Очень похоже, — сказал он через несколько минут. — За исключением того, что женщины-животные выделяют огромное количество масла. У тебя же я его не обнаружил.

— Я заметила, — произнесла Судлил, — что у тебя нет признаков жесткости, которая наблюдалась у всех самцов, которых мы видели. Помнишь?

— Возможно, это явление возникает, как следствие активности, — заметил Модьун. — Давай-ка лучше начнем.

Попытка заняться сексом вскоре поставила их обоих в тупик. Они вертелись в постели, немного напуганные физическим соприкосновением их тел, вздрагивали, съеживались, но решительно не проявляли любопытства. Наконец, обескураженные, они отодвинулись друг от друга, оставшись лежать неподвижно на спинах.

Вскоре Модьун отметил:

— Животные, кажется, находятся в особом состоянии возбуждения. Вспоминаю, там присутствовал какой-то неприятный запах. Мы, похоже, не испытываем подобного возбуждения, и я ощущаю лишь запах пота.

— Когда ты прижался своими губами к моим, — сказала женщина, — ты выделял слюну, и она увлажняла мои уста, и это было довольно неприятно.

— Я думал, было бы нелепо, если бы сухой рот касался сухого рта, — оправдывался Модьун.

Она тут же ответила, но не словесно, а движением к краю постели, опустила загорелые ноги на пол и встала.

Потом начала одеваться. Через минуту на ней были брюки и блузка. Обувшись в туфли, Судлил сказала:

— Поскольку это не продлилось столько времени, как я думала, то я пройдусь погуляю. А что будешь делать ты?

— Я просто останусь лежать здесь с закрытыми глазами, — ответил Модьун.

Пока он говорил, она прошла в дверь и скрылась из виду. Он слышал ее удаляющиеся шаги по толстому ковру, потом далекие хлопки открывающейся и закрывающейся входной двери.

Прошло немного времени.

После захода солнца Модьун оделся, прошел в столовую и поел. После чего, слегка охваченный любопытством, он вышел наружу и огляделся в поисках женщины. Ниже него в сторону города вилась дорога. С того места, где он стоял, нельзя было рассмотреть всю ее, но уже зажглись уличные огни, и поэтому он смог установить, что Судлил не было нигде в поле его зрения.

Он вспомнил, как она возражала против того, чтобы есть в общественной столовой, и подумал: «Она скоро проголодается и тогда вернется».

Модьун вернулся в дом и лег на постель, к чему он уже стал привычен за время ареста. Через несколько часов пора было пойти спать.

Но Судлил все еще было.

«Ну и ну…» — подумал Модьун. Но у него было достаточно терпения. Женщина очевидно решила исследовать город в первый же день своего пребывания в нем, в отличие от него. Он вспомнил ее потребность в движении. Очевидно, все дело в этом.

Модьун разделся, лег в постель и уснул.

Где-то темной ночью раздался взрыв.

В доли секунды катастрофы все человеческие разумы за барьером автоматически получили мысленные указания о своих действиях. Модьун оказался в числе этих несчастных.

Каждый из них сразу же осознал угрозу и альтернативу: сопротивляться или нет. И самым невероятным из случившегося было то, что лишь один Модьун знал, как решить такие вопросы.

Его политика пассивного принятия правил людей-гиен и Нунули была единственной определенной мыслью. И во время роковых миллионных долей секунды, когда они еще могли бы что-то сделать, эта его установка смешалась с тем, что в другое время могло бы быть естественной реакцией.