Игорь Минаков - Русская фантастика – 2018. Том 1 [сборник]

Я не боялся этого темного силуэта, появившегося из ниоткуда на ночной крыше. Более того, мне не было даже интересно, кто это и какова цель его внезапного появления. Я лишь равнодушно осмотрел темную фигуру. В незнакомце не было ничего особенного. Цветная шапка, чуть надвинутая на глаза, бесформенная куртка. Я почувствовал, что он ощущает неловкость, смешанную с удивлением, но пытается это скрыть… Безуспешно.

С минуту гость рассматривал меня, как какую-то игрушку в магазине или даже привидение, видимо, пытаясь понять, настоящий я или нет. Спасибо, хоть не потрогал, но ощупал взглядом так, что мне стало неуютно. Мы молчали, но, похоже, молчать было не в его характере, поэтому он вдруг неожиданно проговорил:

– Здравствуй, – а потом зачем-то добавил: -те.

Про себя усмехнувшись этой наивной вежливости, я ответил привычным эхом:

– Здравствуй…

Мне показалось, что он на секунду улыбнулся, а потом, немного помолчав, спросил:

– Ты… ты сидишь тут давно?

– Давно. – Я эхом повторил последнее слово вопроса.

Он снова окинул меня оценивающим взглядом.

– И ты не замерз?

Я опустил глаза и посмотрел на задеревеневшие от холода кроссовки:

– Не замерз.

Он мне не поверил.

Но я действительно не ощущал холода, зато на меня вдруг навалилась какая-то усталость, мне захотелось уснуть. Я отвернулся и замолчал. Кажется, незнакомец еще что-то сказал, но я уже не слушал его. Опустив голову на плечо Фаллена, я закрыл глаза, снова проваливаясь куда-то. Последнее, что я подумал, – что если молчать, то гостю надоест говорить со мной и он уйдет. На секунду я вновь погрузился в черноту, а потом снова очнулся от звука его голоса. Тысячи иголок резко вонзились в голову изнутри. Я вздрогнул, а потом вскочил на ноги. От боли из глаз потекли слезы, а негнущиеся конечности отказались повиноваться. Мир вокруг стал расплывчатым, но я все же увидел, что незнакомец хочет броситься мне на помощь. Это привело меня в чувство. Преодолевая режущую боль, я поднял глаза и сказал на удивление спокойно, заставляя гостя отойти на несколько шагов назад:

– Уходи, уходи отсюда.

Он смутился, но ответил больше удивленно, чем грубо:

– Почему? Это общая крыша.

Я понял, что он не уйдет, бросив тут такого несчастного меня. Поэтому, сжав зубы, пошел по направлению к светлой полоске чердака.

За спиной раздались торопливые шаги и удивленное:

– Стой, что я сделал?

Еще несколько секунд, и незнакомец, конечно, догнал бы меня. Но я остановился сам. А потом, развернувшись, окинул гостя пронзительным взглядом, от которого тот побледнел.

– Оставь меня в покое, – почти шепотом приказал я.

А потом я ушел, а он так и остался стоять в темноте, схватившись руками за голову, с немым вопросом «Почему?» на губах.

Это был Натаниэль.

Я оторвал удивленный взгляд от монитора и посмотрел на Фаллена.

Я не верил, такого просто не могло быть.

Но нет. Вот она «Первая глава».

И все описано точно: та ночь, я и мой странный гость на крыше. Я ясно узнавал себя в образе, нарисованном Натаниэлем. А еще я узнавал его, боясь себе в этом признаться.

Еще долго я сидел, восстанавливая в памяти цветную шапку и огромную безразмерную куртку, надетую на моего ночного гостя. Мне хотелось вспомнить больше, но воспоминания ускользали.

И все же я отчетливо осознавал, что видел его. Вот он какой – мой Натаниэль.

– Но как такое может быть? – тихо спросил я.

А Фаллен, вторя обрывкам моих мыслей, ответил:

– Это чудо.

Весь мир сиял. Я видел его именно таким, каким он был создан или написан кем-то невероятно могущественным. Но чтобы научиться понимать сверкающие буквы Огненного Языка Жизни, которые я видел с самого рождения, мне понадобилось время. И первой я смог прочитать маму. Она была удивительной, и мне очень хотелось сказать ей об этом, но мама не слышала меня или слышала, но не понимала. Мы с ней словно пришли из разных миров – миров, которые вдруг ненадолго пересеклись, дав нам возможность прикоснуться друг к другу. Я навсегда запомнил ее невероятную любовь, такую, словно мама любила не только меня самого, но и кого-то другого во мне.

Удивительно, но ее слова никогда не причиняли мне боль, а прикосновения не стирали сияющие буквы, из которых я состоял. Она умела каким-то особенным образом произносить мое имя, так, как его не произносил никто другой. А еще мама редко улыбалась и обычно была немного грустной. Ни я, ни отец не могли по-настоящему развеселить ее. Наверно, в каком-то смысле мы с ней вместе учились жить: я впервые, а она заново. Когда я стал старше, мне захотелось узнать, о чем именно грустила мама. Однажды я спросил об этом отца, но он посмотрел на меня так, словно по какой-то причине я не должен был задавать этот вопрос или знать на него ответ. Но, несмотря на всю язвительность его слов, он пообещал объяснить мне, когда я стану достаточно взрослым. Пообещал с какой-то странной интонацией, в которой читалась не то угроза, не то издевка.

Кроме отца, ответы знал Фаллен. Мы вместе с ним летали во снах, где я видел обрывки чьих-то чужих жизней: там был и я сам, и мама, и кто-то удивительно похожий на меня. Наверно, таким образом я должен был узнать или вспомнить какие-то важные вещи, но почему-то, просыпаясь, я забывал почти все и часами сидел или лежал без движения, стараясь вспомнить что-то удивительно важное, прежде, чем снова уснуть. Но детские сны так и остались снами, а мир, рассыпанный на миллионы перепутанных кусочков, начал приобретать для меня свои первые очертания.

Мне нравилось чувствовать неуловимое время: оно шло мимо, касаясь меня своими длинными крыльями, и, видел чудесные мгновения в движениях стрелок часов и в биении моего сердца. Я мог управлять секундами, растягивая их до размеров вечности. Да, когда-то я держал в ладонях целую Вселенную.

Вскоре я научился читать не только на Огненном Языке Жизни, но обыкновенные, написанные земным языком книги и говорить не только молча, но и вслух. К моему огромному огорчению, я не мог дотронуться до сияния вокруг людей или каким-то образом измерить его, поэтому мне, как и всем маленьким детям, пришлось пробовать на вкус различные предметы, чтобы почувствовать, как звучат некоторые цвета. Самым-самым необыкновенным оказался синий. Я касался его на улице и дома, если встречал что-либо подходящего оттенка. Наверно, мне очень хотелось встретить человека, сияющего синим цветом, но я никогда не видел никого достаточно яркого.

Сам я обычно светился совершенно другими цветами, но их тоже не получалось попробовать, даже по-детски засунув пальцы в рот. Когда-то в моей голове была собрана целая коллекция невероятных оттенков самых разных цветов, названия которых я сначала знал, но, взрослея, постепенно забыл. Наверно, их все еще помнили голоса в моей голове, но я не знал, как их спросить об этом.