Чак Вендинг - Последствия

Начинают стрелять пушки. Судорожно вздохнув, Джес подтягивает колени к животу, чувствуя, как пылают мышцы, и старается стать как можно меньше.

Бластерные пушки выплевывают лазерные заряды, которые рассекают воздух со всех сторон. Она понимает, что протяжно и яростно кричит, но не слышит собственного вопля. Все, что она слышит, – шум ветра и выстрелы.

Хорошая новость: бластеры под крыльями челнока не рассчитаны на стрельбу по относительно мелким целям вроде нее. Если только пилот не из тех, кто владеет Силой, – джедай или какая-нибудь датомирская сестра ночи: попасть в нее можно только по какому-нибудь чисто космическому провидению.

Плохая новость: тот, кто сидит за орудиями, только что сам это понял.

Челнок слегка разворачивается…

И стреляет в вышку за ее спиной.

Яркая вспышка, лязг металла. А потом Джес понимает, что вышка валится – трос внезапно ослабевает, превращаясь из натянутого каната в лапшу.

«Держись, – думает она. – Держись крепче…»

Но смятение чересчур велико. Трос скользит в ее руках.

В ушах свистит ветер. Навстречу стремительно летит город.

Джес Эмари падает.

Норра возвращается в подвал. Потайная дверь все так же заперта, все так же стоит на своем месте валакорд. Норра недовольно ворчит – придется заняться тем, чего она никогда толком не умела.

Придется вспомнить, как играть на валакорде.

Вернее, нужно вспомнить, как сыграть на валакорде несколько нот, не обладая даже толикой музыкальных способностей мужа и сына. Сев за инструмент, она нажимает несколько клавиш, извлекая мелодичные звуки на фоне едва слышного механического шороха. Динь, дон, дан. Не музыка, а какофония.

Но… вот же они, те самые звуки. Начало старой шахтерской песенки «Тачка с камнями». Норра закрывает глаза, вспоминая, как лежали на клавиатуре руки ее мужа, где находился большой палец и мизинец. Последовательность нот – раз-два-три-четыре-пять…

Набрав в грудь воздуха, она играет мелодию.

С тихим хлопком открывается дверь.

Облегченно выдохнув, Норра шагает в проход. В нос ей снова ударяет запах древности, пыли и плесени – запах раздавленного в ладони комка земли или сухого рассыпающегося мха.

Ее окружают старые каменные стены. Норра много лет прожила в Мирре и знает, что под городом тянутся древние катакомбы – наследие незапамятных времен. О них ходит множество слухов – что это храм для обучения джедаев, ловушка ситхов, древние жилища первобытных уугтинов, рассадник склизких хаттов. Немало историй о тех, кто пропал там навсегда, сожранный ранкорами, провалившийся в бездонную яму, похищенный уугтинами и ставший одним из них. Встречаются даже рассказы о якобы обитающих там призраках.

Она прекрасно знает все эти байки.

Норра, однако, и понятия не имела, что старые катакомбы соединяются прямо с ее проклятым домом. Что бы это могло значить?

Она делает шаг и с трудом удерживается от крика.

Прямо перед ней в небольшой нише сидит Теммин, лицо которого освещает голубоватый отблеск голоэкрана маленького компьютера. На нем – карта. Теммин быстро оборачивается, и экран гаснет. Шмыгнув носом, он протирает глаза тыльной стороной ладони и высоко поднимает голову, словно пытаясь скрыть, что он только что плакал.

– Извини, – говорит Норра.

– Угу. И ты тоже.

Он берет ее протянутую руку, и Норра слегка сжимает его пальцы.

– Я не знала… про это.

Он оглядывается по сторонам.

– Про катакомбы? Угу. Несколько лет назад я раздобыл карту. Подземелье соединяется с многими домами, особенно здесь, на Чензайском холме.

– Я разговаривала с твоими тетушками.

– И что?

– Они говорят, что ты у них даже не появляешься.

Теммин откашливается:

– Нет. Теперь я живу здесь. Я ни от кого не завишу. – Он вздыхает. – Собираешься их навестить, пока ты здесь?

– Нет.

– Я так и думал.

Норра ощущает невольную злость – не на Теммина, но на тех самых двух тетушек. На свою сестру Эсмелль и ее жену Шайрин. Она понимает, что это не их вина, но все равно злится. Они не сумели справиться с Теммином, и вот он здесь. Теперь у него своя лавка и своя жизнь. Только его едва не убили… кто? Местные уголовники. Бандиты. Головорезы.

– Я с ними говорила. Они не хотят покидать Акиву. Они тут прижились, и я не вправе их винить.

Теммин встает. На лице его недоверчивая язвительная усмешка.

– Покидать Акиву? В каком смысле?

– Теммин, – Норра крепче сжимает его руку, – я ведь именно за этим сюда и прилетела – чтобы тебя забрать. Нам нужно улетать отсюда.

– Улететь? Ни за что. Здесь моя жизнь. Здесь моя лавка. Здесь мой дом. Ты с ума сошла, если решила, будто я готов все бросить.

– Послушай. Тут что-то намечается. Империя повержена, но не уничтожена. Город кишит штурмовиками. Им-перцы уже здесь. Они установили блокаду и отключили связь.

Теммин хмурится. Он что, об этом не знал? Вероятно, как и большинство жителей Мирры – хотя рано или поздно они все равно догадаются.

– Не важно. Я веду дела кое с кем из имперцев, про-даю им товар. И мне плевать, что тут творится. А ты лети и спасай своего… друга. Веджи, или как его там.

– Веджа.

– Как скажешь.

– Нет, – отвечает Норра. – Я услышала твои слова, Теммин. Я делаю свой выбор, и этот выбор – ты. Ты для меня главное. Я тебя забираю.

– Нет, я остаюсь. А ты можешь лететь, если хочешь. Буду заниматься тем же, чем и раньше, – прекрасно выживать без твоего участия.

Она прикусывает губу, пытаясь удержаться от слов, готовых сорваться с языка. Теммин всегда был упрям и своеволен, но теперь он полностью неуправляем. Он проталкивается мимо нее, направляясь через потайную дверь обратно в подвал.

– Теммин, подожди…

– Мне нужно вынести свое добро в катакомбы. Спрятать его от Сурата. Рад был увидеться, мам. Можешь идти.

Он шагает к двери, но Норра хватает его за руку. Обернувшись, он видит, что у нее в пальцах, и рот его протестующе раскрывается…

Норра вонзает в шею сына наполовину сломанный шприц, который она похитила у дроида-дознавателя. Поршень даже не нужно нажимать до конца – веки Теммина начинают трепетать, словно крылья бабочки.

Он теряет сознание, и Норра подхватывает его.

– Прости, сынок, – говорит она.

А затем тащит его вверх по лестнице.

Когда входит адмирал Рей Слоун, ее окружает толпа. Несмотря на размеры просторного зала с высоким куполообразным потолком, в центре которого стоит массивный стол из какого-то старого дерева, инкрустированный зеркальным стеклом, она внезапно ощущает приступ клаустрофобии. Словно большое помещение – лишь иллюзия, а на самом деле оно намного меньше. Но Рей даже не подает виду.

Все хотят знать, что произошло, но, когда это желание недвусмысленно высказывает мофф Пандион, все замолкают.