Ольга Елисеева - Колыбельная для жандарма

Вызывали духов Павла I, Керенского, батюшки Серафима, Блока и последнего императора старой династии Николая II с семьей. Святые не отозвались, что уже показательно. Павел I невнятно стращал из могилы. Керенский проклинал возможный крах парламентской системы в России. Блок призывал: «Слушайте музыку революции!» Де, грядет, грядет…

И ежу ясно, что каждый вел себя в рамках заявленного еще при жизни амплуа. Ежу ясно – цесаревичу нет! Смотрит вытаращенными испуганными глазами, точно ему впервые открылся сверхчувственный мир. А там – тьма-тьмущая. Тени великих людей скользят по стенам, из-под дантовского лаврового венка падает на чело кровь, точно это терновый венец Спасителя!

– Наш сын совершенно ни на что не способен, – резко сказал Татьяне Федоровне муж, вставая из-за стола. – Как придет с огорода, сразу ко мне в кабинет.

По утрам дети копали грядки и пропалывали сорняки под присмотром автоматических садовников. Это приучало не только к труду, но и к вежливости. Если вы спокойны и внимательны с машиной, значит, сможете пересилить себя и с людьми.

Александр Максимович пришел домой, насвистывая, и прямо в прихожей коттеджа столкнулся с Кройстдорфом, собиравшимся телепортироваться обратно в Москву.

– Ваше Высочество, – шеф безопасности поклонился, – Вы должны знать. И хорошо, что от меня лично. Моя должность состоит в надзоре, в том числе и за высочайшими лицами. Я обязан был передать Государю запись вашего вчерашнего сеанса у духовидцев. Я сознаю, что сделанное мною навсегда испортит наши дальнейшие отношения. Прошу помнить, что как человек я это понимаю и не считаю возможным впредь утомлять вас своей персоной.

Кройстдорф ожидал, что наследник взовьется: «Да как вы осмелились?!» Или начнет грозить: «Дай срок, я тебя приберу к рукам! Забудешь про эполеты, вспомнишь про Магадан!»

Но мальчик побледнел как полотно. Сел в прихожей на столик трюмо и пошевелил серыми от ужаса губами:

– Папа́ знает?

Карл Вильгельмович не считал возможным задерживаться и становиться свидетелем разговора венценосного отца с очень-очень провинившимся сыном.

Наследнику было 14 лет, его все любили за доброту и мягкость. В душе Макс тоже был мягким и добрым, но снаружи закаменел еще до престола. Покушения ли помогли? Тотальная ли слежка? Подданные знали его собранным, волевым, резким. А вот Саша – «наш Ангел», как называли его дома, – пока оставался, как горячая булка, только что из печи. Аж ладоням потно от прикосновения. Грешно было сдавать его на семейную расправу. Но еще грешнее молчать, раз нашлись желающие оттягать наследника от родного отца, вбить клин, сначала душевный, мистический, а потом – дай срок – и политический, всем заметный.

Словом, не Кройстдорфа это дело, а кошки на душе скребут. Больше никогда мальчик, которого он таскал на шее, не кинется к нему навстречу с криком: «Дядя Алекс пришел!» Не будет заглядывать в портфель: «А вы принесли мне новую версию „Адского шторма“, как обещали?»

Максиму Максимовичу было еще больнее. Но он собрался. Даже брови сдвинул.

– Ну?

Цесаревич робко зашел в кабинет.

– Рассказывай, на кой черт тебя туда понесло?

– Эдик сказал…

– Не смей никого впутывать! – Отец стукнул ладонью по столу. – Отвечай за себя.

– Я думал, очень интересно, – пролепетал мальчик.

– Очень, – согласился Макс. – Самое дело для наследника заниматься столоверчением! Дай угадаю, что твои духи тебе внушали? Что Россия на ложном пути и, пока я у власти, она с него не сойдет. Вся надежда на тебя. В будущем. На кроткого, просвещенного государя.

– Откуда… откуда ты знаешь? – задохнулся от удивления мальчик. – Ну да, у тебя же запись.

– Не в записи дело, – прогромыхал Макс. – Кстати, жандармы сумели снять со стекла далеко не все происходившее.

Саша с облегчением вздохнул.

– Не обольщайся, – отрезал отец. – Я и сам в состоянии дорисовать. Прежде чем посадить за стол с «духами», тебя растлили в соседней комнате. Только так это и делается. Выражаясь простым языком, тебя отымели, потому что ты сам, – Макс окинул сына оценивающим взглядом, – сам еще никого отыметь не можешь. Кто? Имя твари?

Цесаревич замотал головой.

– Вы же сами меня учили, что женщина…

– Кто? – проревел отец.

Мальчик еще сильнее затряс головой. Он был готов обмочиться от страха, но имя той, которая приняла его первые неловкие опыты, назвать не мог.

– Кто?! – Максим Максимович схватил сына за подбородок. – Я все равно узнаю.

– Не от меня, – выдавил Саша.

Царь заметно смягчился. Убрал руку. Даже подавил улыбку в усах, мол, молодец. Не худший вариант. Есть надежда.

– Я и так знаю, – вслух сказал он. – Графиня Ливен, конечно. Не стоит сообщать Кройстдорфу. Побережем его нервы. Хотя, кажется, теперь ему все равно. – Император помедлил. – Возвращаясь к нашим баранам. Ты что же думаешь, мне таких слов не говорили? Или меня никто не пытался сначала развратить, а потом усадить перед доской уиджа? Не ты первый, не ты последний. В ложу звали?

Мальчик через силу кивнул.

– Только посмотреть на ритуалы.

– Не сомневаюсь, для тебя устроят просто рыцарский карнавал, со всеми степенями. Глаза разбегутся, – хмыкнул отец. – А потом, через пару посещений, предложат вступить. Дистанционное посвящение, никто не узнает.

Цесаревич закусил губу. Так они и говорили.

– Скажи правду. – Отец отклонился от наследника, разглядывая так, словно видел впервые. – Ты еще не успел? – Слова звучали просительно. Тон перестал быть грозным: «Не разбивай мне сердце, ведь не успел?» – А если успел, – вслух проговорил царь, – то что ты такое и где сейчас мой сын?

Было очевидно: он отправится так далеко в не виденные миры на дне души юноши, как только потребуется, чтобы вытащить оттуда своего ребенка. Рискнет и головой, и царским достоинством. Только не царством. Не другими людьми, которые доверились ему и которым на шею он не посадит после себя второго Юлиана Отступника.

– Да что ты, папа! – Мальчик бросился к нему. – Я бы никогда… Ты разве меня не знаешь?

«Знаю, знаю, потому и боюсь». – Макс обнял сына.

– Нельзя, понимаешь, православному царю быть в ложе, – смягчившись, произнес он. – Нельзя служить и Богу, и Маммоне. Господь – ревнитель. Своих не отдает. Вспомни старую династию. Всякий, кто запачкался тайными знаниями, погиб. Петр III, мастер, удушен заговорщиками. Павел I, магистр, удушен. Александр I, ходил по самой кромочке, не скажу, что хорошо кончил. Александр II, тоже вроде тебя, решил повертеть столы, взорван террористами. Запомни: нечисто это, нельзя соваться. Передо мной стояли старшие братья, не я должен был сесть на престол. Все как один начинали с интересной игры в духов. Кончили негласным посвящением. Кто так умер, кто утонул. Я один служил себе мичманом, никому из этих хитрецов со степенями был не нужен. И надел корону. Просто потому, что есть обычные, человеческие грехи: ну булочку стянуть из буфета… А есть невозможные. Для царя невозможные. Догоняешь?