Ольга Елисеева - Колыбельная для жандарма

Предательским образом слово предоставили именно ему. Старший брат-император уставился без улыбки. Макс запаниковал. Карл Вильгельмович, тогда глава безопасности Государственного Совета, тоже чины немалые, незаметно нажал кнопку на наручном таймере. Раздался противный писк.

– Прошу прощения, господа. Но здание под угрозой. Поступают сигналы с нижнего уровня. Позвольте нам сделать свою работу.

Когда царевич благодарил – с глазу на глаз, конечно, – Кройстдорф в объяснение своей нечеловеческой догадливости показал фото дочки.

– Значит, вы тоже сидели с чернилами во рту? – уточнила Варвара. – На Государственном Совете?

«Каюсь».

– А правда, что вы падаете со стула, когда смеетесь?

«Было пару раз. У меня большой рост».

– И по ночам играете на трубе?

«Надо же как-то сбрасывать напряжение».

– И у вас говорящая собака?

«Врут. – Государь явно сожалел, что сказанное неправда. – Что умная – да. Гусар зовут. Я в молодости путешествовал в Лондон. Видел бродячий цирк, она там тянула карточки с цифрами, будто умеет считать. Фокус. Потом побежала по рядам. Я ее приласкал, дал сахару. Мне сразу показалось, что ее бьют. Шарахалась, когда руку заносили над головой. А ночью прибежала ко мне с оборванной веревкой на шее. Я не отдал. Пришлось заплатить из посольских денег. Стыдно, конечно, лезть в казенные средства. Но и собака хорошая».

Император все делал правильно. Удерживал в голове какое-то воспоминание. Не прекращал говорить с Варварой.

– Есть! – наконец воскликнула она. – Собрали! Он у тебя молодец.

Это о царе! Министру безопасности! В кого у него такая отвязная дочь?

Карл Вильгельмович вспомнил, как год назад пытался поговорить о ней с одной из преподавательниц университета. Тоже на одной ноге. Даже тогда торопился. Перехватил профессоршу на улице у корпуса.

Коренева вышла к нему в беличьей рыжей шубке, держа в руке распечатки Варькиных тестов. Ей казалось более чем странным, что отец студентки – не школьницы – беспокоит лектора. Но у министров свои причуды! К безопасности она относилась без пиетета. Но не отказывать же во встрече.

– Варя давно предпочитает программирование, – начала Елена Николаевна. – Только естественно, что она бросила гуманитаристику и поменяла профиль. Ведь общественные науки для нее выбрали родители?

Да, он выбрал. На Международных отношениях она еще училась как Кройстдорф. А вот в новом окружении даже фамилию сменила.

– Варя – талантливый программист, – пожала плечами Коренева. – Зачем мучить человека?

– Она лет с одиннадцати недогружена чтением, – возразил отец. – Последней ее книжкой был «Онегин». Толстой и Достоевский – слишком пухлые. Заявила: «Пушкин forever!» И больше не читает.

– Жа-аль, – протянула Коренева. – Но нужен был какой-то толчок?

Карл Вильгельмович замялся.

– Я по неосторожности сообщил ей, за что именно Лермонтова вторично сослали на Кавказ.

Если бы профессора умели свистеть, то звук, который издали губы Елены Николаевны, следовало назвать свистом.

– А что было делать? – взвился Кройстдорф. – Она ходила по дому, декламировала: «Погиб поэт – невольник чести!» И так смотрела на меня, будто я реинкарнация Дантеса.

Коренева чуть не рассмеялась: «Сказала бы я вам, чья вы реинкарнация!»

– Не вижу смешного, – огрызнулся шеф безопасности. – Разве участие в групповухе – дело для офицера гвардии? А там кто их разберет, что они потом гениального напишут?

– И все же, – покачала головой профессорша. – Это не тема для беседы с отцом. В том смысле, что лучше бы мать…

Елену поразило виноватое выражение его лица.

– У меня одни девчонки. А наша мама… помните взрыв на «Варяге-5»?

Да. Шесть лет назад. Во время войны на шельфе [1] Война на шельфе (2136–2138) – конфликт между Россией и Европейским Альянсом из-за раздела нефтегазоносного шельфа, прилегающего к хребтам Менделеева и Ломоносова в Арктике. В результате двухлетнего тяжелого противостояния империя сохранила за собой прежние территории. Альянс не смог обосноваться на Севере. .

– Но на «Варяге» не было пассажиров, это военный крейсер.

– Разве я назвал свою жену «пассажиром»?

Теперь все сложилось, если учесть новую фамилию Варвары. Анастасия Волкова. Командир корабля. Правнучка звездного адмирала – кумира Кореневой. Полный георгиевский кавалер. Великая династия. А это, стало быть, ее муж? Вдовец.

Кройстдорф вздохнул как-то очень неслышно. Порциями. Все считают, что у человека на его посту должна быть домашняя жена-квочка. Но они с Анастасией познакомились еще очень молодыми, в Академии, и он никогда не требовал, чтобы она бросила карьеру в топку материнства. Справлялись как-то. Случалось, что Карл Вильгельмович бывал дома чаще, чем супруга.

– Понимаете, – снова попытался объяснить смысл своего визита глава безопасности, – Варя говорит, что из всего курса ей запомнились только ваши лекции. Что, если бы все читали историю и литературу, как вы, «от них бы не воротило нормального человека». Простите, это опять ее слова… Неужели ничего нельзя сделать?

Елене стало его искренне жаль.

– Можно дать ей самой выбрать дорогу. А когда она нравственно подрастет, снова подсунуть Толстого и Достоевского. Читать, не читать – личный выбор.

– Значит, я ее упустил, – сокрушенно произнес Карл Вильгельмович. – Надо было раньше заметить все эти юбки-стрижки, ногти с черным лаком и сам не знаю что. Говорят, у молодых бывает протест.

Что делать с родителями, начитавшимися психологических книжек?

– Пап. – Варька подергала его за рукав. – Ну вечно, когда надо, тебя нет. Витаешь где-то. Слушай, я вот что думаю: если мы вытащим императора, то он же тебя первым делом и уволит.

Заботливая у него дочь! Ничего не скажешь!

– А ты без этой работы не живешь, – продолжала мадемуазель Волкова. – Так что?

– Ничего. – Карл Вильгельмович кивнул. – Тащите. Я уйду в отставку. Персональная пенсия – это, знаешь, очень прилично. Буду жить за городом. Грибы собирать.

Варвара шмыгнула носом.

– Если бы ты это сказал лет пять назад. Но нет, тебе же надо расшибиться. И все не ради близких!

Эгоистка!

– У тебя еще две младшие сестры, которые вполне заслуживают отца.

«Эй, вы там про меня еще не забыли?» – напомнил Макс.

Он висел в необозримом нигде. Сквозь него проходили потоки времени и пространства. Текла информация, затопляя каждую клетку, так что с пальцев рук и ног капали чужие мысли и чувства. Он был всеми сразу и никем. Не хватало сил сопротивляться, ограждать собственную отдельность. Стенки души размывало приливной волной чужих, несвойственных эмоций. Он уже не знал, где свое, где заемное, и бешено хотел отгородиться от всего мира. Отстоять себя. Сердитого, веселого, хмурого, заботливого, любящего, гневного.